Дмитрий Воденников
Мы выбираем возлюбленных по запаху. Я часто об этом говорил. Ни чистота, ни парфюм нас не обманут. Однажды уже писал об это: «Иногда придёт человек к человеку, приблизится (да так близко, что всё уже без экивоков понятно: вот оно, началось!), и вроде бы всё хорошо: и свежесть лаванды, и запах юности, и кожа чуть ли от мыла не скрипит. А не то!»
Лепит наспех анемоны, к удлиненным окнам шлёт
атлантический циклон, щедрый гость океанийский…
Здесь душистое тепло, хор на клиросе поёт,
здесь в кадило, к угольку вложен ладан аравийский.
Расточатся смолы жизни, ароматный жар уйдет,
так же как сгорит смола из надрезов древ босвеллий.
…Нищий голубь за стеклом долго слушал, как растёт,
топчет воздух у меня в доме болеро Равеля.
(Ольга Ермолаева)
Это только фрагмент стихотворения, и оно не о запахе возлюбленных. Но этот фрагмент тут нужен. Мы всё – чудо, покой, влюблённость – узнаём по запаху.
Однажды так ошибся Толстой. Он долго себе выбирал жену, мы помним. Но всё не то. И потом не то.
И ещё мы все помним: после первой брачной ночи Лев Толстой вышел утром и записал в своем легендарном дневнике: «Не то».
Не та ты, Сонечка Берс, ныне Софья Андреевна Толстая. И с этим уже ничего, кажется, не поделать.
Мы и родину так узнаём (не выбирая).
* * *
Грубый запах садовой крапивы.
Обожглись? Ничего. Терпеливы
Все мы в северном нашем краю.
Как султаны её прихотливы!
Как колышутся в пешем строю!
Помню садик тенистый, лицейский,
Сладкий запах как будто летейский,
Неужели крапива? Увы.
Острый, жгучий, горячий, злодейский,
Пыльный дух подзаборной травы.
Вот она, наша память и слава.
Не хотите её? Вам – направо,
Нам – налево. Ползучий налёт,
Непролазная боль и отрава.
Лавр, простите, у нас не растет.
Непреклонна, угрюма, пушиста.
Что там розы у ног лицеиста?
Принесли их – они и лежат...
Как труба за спиною флейтиста:
Гуще, жарче её аромат.
(Александр Кушнер)
По иронии судьбы одним из тревожных симптомов недавней нашей заботы, коронавируса, было как раз потеря обоняния. Жизнь без запахов вдруг становилась странной.
Мы как будто все заболели Паркинсоном или Альцгеймером (говорят, что способность чувствовать запахи теряется и из-за этих заболеваний). Или резко постарели (обоняние ведь тоже сильно ухудшается с возрастом). И это было неприятно.
Где-то я прочитал, что современный человек хоть и редко задействует обоняние в полную силу, но есть даже сейчас народности, для которых запах очень важен. Это, например, индейцы Колумбийской Амазонии, которые считают, что обладают коллективным запахом, который распространяется на их территории. «Когда они передвигаются по лесу, то постоянно принюхиваются, чтобы сориентироваться, на земле какого племени находятся».
ШИПОВНИК
Душа воспитала шиповник,
как братьев его – чернозём.
Когда вас никто не упомнит,
шиповник помянет добром.
Вы знаете правду другую.
Но вы не слыхали о том,
что отперли клетку грудную
и пролили воду со льдом.
И если пустот не заполнит
твой запах, твой шаг во дворе,
душа воспитала шиповник
на пляски и дом мошкаре.
(Ольга Седакова)
Обо всём можно договориться, всё прояснить. Кроме одного. Запах останется запахом. Его не спрятать, только припудрить, замаскировать.
И придут потом к тебе через нос печаль и угрюмость. Что не так всё, что не сложилось. Промашка. А уже ничего не изменить. Без ран и разрывов. Зюскинд в «Парфюмере» об этом пишет. Герой был всем особенно отвратительным, потому что ничем не пах.
Рано или поздно даже слова закончатся. Останется только запах.
* * *
Кончились все разговоры,
Сколько их было, прямых,
Жарких, похожих на споры,
Громких и тихих, ночных.
Где эти белые ночи
И ледяное вино?
Ты ещё что-то бормочешь?
Все замолчали давно.
Хмурится русская проза:
По придорожным кустам
Ветер и жар тепловоза.
Где разговор по душам?
Где, среди скрипа и лязга,
Полубезумная речь?
Кажется, чем не завязка,
Чтоб на сюжет приналечь?
Странно! За то, что сурово
Смотрит попутчик во тьму
И не проронит ни слова, –
Ты благодарен ему.
(Александр Кушнер)
Благодарность – это ведь тоже, когда молчат. И пахнут, не раздражая. В противном случае – мы дёрнемся и всё погубим. Как Орфей однажды погубил Эвридику.
ОРФЕЙ И ЭВРЕДИКА
Голос был задышливый, дикий,
Шелестела в воздухе борода.
Орфей: – Жутко мне – вдруг не тебя,
Эвридика,
К звездам выведу, а…
Он взял – обернулся, сомненьем томим, –
Змеища с мольбою в глазах,
С бревно толщиною, спешила за ним,
И он отскочил, объял его страх.
Из мерзкого брюха
Тянулись родимые тонкие руки
Со шрамом родимым – к нему.
Он робко ногтей розоватых коснулся.
– Нет, сердце твоё не узнало,
Меня ты не любишь, –
С улыбкою горькой змея прошептала.
Не надо! не надо! –
И с дымом растаяла в сумерках ада.
(Елена Шварц)
Недавно подумал: а вдруг стихотворение Елены Шварц как раз об этом. Дело же не только в задышливом голосе. Но и в задушливом запахе. Не мог Орфей его не чувствовать. Страшный, инакий, чужой. Вот и обернулся.