Маленькие всегда более изворотливы. Даже во снах.
Даже сны у них более подвижные, чем у больших. По крайней мере, так говорят некоторые зоологи.
Например, считается, что собаки и кошки тоже, как человек, видят свои сны, и что интересно: маленькие животные чаще, чем крупные.
А если уже вести разговор об их возрасте, то якобы чаще всего сны бывают у щенков или котят, а также когда животное стареет. То есть в зрелости коты и собаки будто бы снов не видят или видят редко.
* * *
Моление о кошках и собаках,
О маленьких изгоях бытия,
Живущих на помойках и в оврагах
И вечно неприкаянных, как я.
Моление об их голодных вздохах…
О, сколько слез я пролил на веку,
А звери молча сетуют на Бога,
Они не плачут, а глядят в тоску.
Они глядят так долго, долго, долго,
Что перед ними, как бы наяву,
Рябит слеза огромная, как Волга,
Слеза Зверей… И в ней они плывут.
Они плывут и обоняют запах
Недоброй тины. Круче водоверть –
И столько боли в этих чутких лапах,
Что хочется потрогать ими смерть.
Потрогать так, как трогают колени,
А может и лизнуть ее тайком
В каком-то безнадежном исступленье
Горячим и шершавым языком…
Слеза зверей, огромная, как Волга,
Утопит смерть. Она утопит рок.
И вот уже ни смерти и ни Бога.
Господь — собака и кошачий Бог.
Кошачий Бог, играющий в величье
И трогающий лапкою судьбу –
Клубочек золотого безразличья
С запутавшейся ниткою в гробу.
И Бог собачий на помойной яме.
Он так убог. Он лыс и колченог.
Но мир прощен страданьем зверя. Amen!
…Все на помойной яме прощено.
Это стихотворение Вениамина Блаженного 1963 года. Вообще удивительный был поэт. Почти неизвестный широкой публике: только в девяностые его стали печатать. И была у него тогда своя прижизненная, пусть и не такая большая слава.
Кто-то про него написал: «Он был маленьким человеком – с обывательской точки зрения».
Как было сказано другим поэтом: «Я маленький человек, пишу маленькие стихи».
Но вряд ли Вениамин Блаженный (это он такой псевдоним взял – и очень удачный) считал себя маленьким человеком. И свои стихи маленькими. Он, конечно, писал мистерии. И понимал это.
Вот, кстати, стихотворение Яна Сатуновского, чья фамилия спряталась под моими словами «один другой поэт».
Я маленький человек.
Пишу маленькие стихи.
Хочу написать одно, выходит другое.
Стих – себя – сознает.
Стих – себя – диктует.
А вот со словами «стих себя диктует», думаю, Вениамин Блаженный согласился бы.
* * *
...И есть язык у кошек и собак,
И был язык единственный у мамы,
Его не заменил мне Пастернак,
Не заменили песенные ямбы.
И был язык у мамы небогат,
Слова простонародные затерты,
Но, слыша маму, пробуждался брат –
И забывал на время, что он мертвый.
И кошка знала разумом зверья
(И уши шевелились осторожно),
Что мама, кошка тощая и я –
Мы все на небе будем непреложно...
Кстати, о Пастернаке.
Блаженный много лет работает в Минске в артели инвалидов, на комбинате надомного труда, он переплетчик, корректор, фотолаборант, а еще рисует вывески. Но, начиная с 40-х годов, он иногда ездит в Москву – привозит свои стихи тогда признанным мэтрам.
Например, Пастернаку. Борис Леонидович понимал, что приезжающий со стихами парень сильно нуждается в деньгах: однажды предложил гостю 200 рублей. Приехавший со стихами взял. Положил эти деньги в книгу. Там они и хранились несколько десятков лет. Как память о небожителе.
Рассказывают, что в первую встречу Пастернак сказал Вениамину: «Некоторые ваши стихи мне понравились». На что молодой автор, по-моему, нахально (и это не в упрек) ответил: «Мне тоже нравятся некоторые ваши стихи».
А вот и Пастернак уже со своей поэтической кошкой:
С рассветом, взваленным за спину,
Пусть с корзиной с грязным бельем,
Выхожу я на реку заспанный
Берега сдаются внаем.
Портомойные руки в туманах пухнут,
За синением стекол мерзлых горишь,
Словно детский чулочек, пасть кошки на кухне
Выжимает суконную мышь;
И из выжатой пастью тряпочки
Каплет спелая кровь черным дождиком на пол,
С горьким утром в зубах ее сцапала кошка,
И комок того утра за шкапом;
Но ведь крошечный этот чулочек
Из всего предрассветного узла!
Ах, я знаю, что станет сочиться из ночи,
Если выжать весь прочий облачный хлам.
Наверное, эта пастернаковская кошка была уже зрелая, матерая, так что снов особенно и не видела.
В общем, вернемся к кошкиным снам.
Ученые полагают, что во сне наши домашние питомцы видят примерно то же, чем заняты днем: а именно еду, если это собака, то прогулки, если это кошка, то вид за окном – в общем, своих хозяев, свои игры, свои конфликты. И кошмары им тоже снятся.
Опять же Вениамин Блаженный:
Вечный мальчик седеет душой –
И бредет сквозь страданье и сон...
– Я из мира еще не ушел, –
Говорит мне страдальчески он. –
Я еще притаился во мгле,
Где собачьи мерцают глаза,
И мне столько же, мальчику, лет,
Сколько было полвека назад.
Я еще побираюсь, кляня
Тех, кто сытые ест калачи...
Подзаборный котенок меня
Окликает в голодной ночи.
И вот когда этот страшный сон коту или собаке снится, то могут дернуться, мяукнуть или заскулить, но не будите их: считается, что такой тревожный сон должен дать возможность животному обработать пугающую их информацию, а потом забыть.
***
Если Бог уничтожит людей, что же делать котенку?..
«Ну пожалуйста, – тронет котенок всевышний рукав, –
Ну пожалуйста, дай хоть пожить на земле негритенку, –
Он, как я, черномаз и, как я, беззаботно лукав...
На сожженной земле с черномазым играть буду в прятки,
Только грустно нам будет среди опустевших миров,
И пускай ребятишек со мною играют десятки,
Даже сотни играют – и стадо пасется коров.
А корова – она на лугу лишь разгуливать может,
Чтобы вымя ее наполнялось всегда молоком...
Ну пожалуйста, бешеный и опрометчивый Боже, –
Возроди этот мир для меня – возроди целиком.
Даже если собаки откуда-то выбегут с лаем,
Будет весело мне убегать от клыкастых собак,
Ибо все мы друг с другом в веселые игры играем, –
Даже те, кто, как дети, попрятались в темных гробах...»
(Вениамин Блаженный)
...А еще, и это меня поразило (ну где там сны могут поместиться? Там же, в этих маленьких головках, только хищные рефлексы), оказывается, сновидения приходят и к паукам. В лаборатории исследовали один из видов и вот обнаружили, что когда паук завис на своей паутине, спит, то его глаза совершают определенные неконтролируемые движения, а еще он может подергивать лапками. А это очень похоже на нас, когда нам снятся сны.
Может, они видят муху-цокотуху? Или они видят вдруг прилетевшую ей на подмогу комара?
Вдруг откуда-то летит
Маленький Комарик,
И в руке его горит
Маленький фонарик.
«Где убийца, где злодей?
Не боюсь его когтей!»
Подлетает к Пауку,
Саблю вынимает
И ему на всём скаку
Голову срубает!
(Корней Чуковский)
В этом месте сна бедный паучок в ужасе просыпается. «Уф! – думает он. – Это был лишь сон».
...Но мы не пауки, не собаки, не кошки. К нам, к сожалению, иногда дурные сны приходят наяву.
В виде невроза или сумасшествия.
Кажется, что художника Врубеля свел с ума его, теперь уже легендарный, Демон. В последней работе он действительно уже слишком декоративен. Кстати, она была иная, когда была только закончена: ярче, эффектней.
Розовый венец сверкал, мерцающе переливались павлиньи перья, но уже через несколько лет такие яркие краски стали выцветать: они темнели, а теперь вообще стали темными.
Но художнику уже, видимо, было не до всего этого: он ударился в разгул, стал пить, бросал деньги налево и направо, стал нервным и срывался на близких и знакомых.
Когда жена с сыном решила убежать от явно подвинувшегося умом мужа в другой город, тот последовал за ней.
В первых числах апреля Михаила Александровича Врубеля госпитализировали в частную клинику с симптомами острого психического расстройства.
Там он часто отказывался от еды, корил себя, что связался с нечистой силой, молча и долго смотрел в окно.
Еще говорят, что он в конце жизни ослеп.
Кавказ! Я никогда не видел
Твоих ущелий, рек и скал
И на арабце, чуя гибель,
В ущельях скользких не скакал.
Но страстная волна Дарьяла
В моей душе рождает гул;
Мне сердце часто повторяло,
Что порывается в аул.
Там где-нибудь в грузинской сакле,
Под стон унывной каманчи,
Еще легенды не иссякли –
Грез неистечные ключи,
Мне верится, твои Тамары,
О магнетический Кавказ,
Еще волшбят в чинарах чары,
Еще не кончили свой сказ…
Еще не высохла Арагва,
Еще не вымер Синодал,
Но Демон пламенно и нагло
Уж не возникнет между скал:
Теперь, когда проник в Эдем он,
Воссев на покоренный трон,
Томится пресыщенный Демон,
И ни о чем не грезит он…
(Игорь Северянин, 1911 год)
Это у Игоря Северянина Демон уже ничего не хочет. Демон Врубеля хочет очень многого, и художник мучается этим. И эти мучения тоже похожи на сны: и нет от них пробуждения.
Есть воспоминание Валерия Брюсова о постоянных страхах бедного художника:
«Очень мучила Врубеля мысль о том, что он дурно, грешно прожил свою жизнь, и что, в наказание за то, против его воли, в его картинах оказываются непристойные сцены. Особенно беспокоился он за недавно им законченную "Жемчужину".
– Вы ее видели? – спрашивал он меня. – Не заметили в ней ничего?
– Прекрасная картина, Михаил Александрович, – ответил я. – Одна из лучших ваших вещей.
– Нет, – беспокоился Врубель, – там, знаете, одна фигура так прислонена к другой... я ничего такого не думал... Это получилось само собой... Непременно надо будет переделать...
И потом, несколько понизив голос, он добавил, но так, что нельзя было различить, говорит ли в нем безумие или истинная вера:
– Это – он (Врубель разумел Дьявола), он делает с моими картинами. Ему дана власть за то, что я, не будучи достоин, писал богоматерь и Христа. Он все мои картины исказил...»
...Плетет-плетет свою сеть паучок. Видит-видит свою мышь во сне подозрительная кошка.
Если вернуться к Вениамину Блаженному, то стоит вспомнить, как он отвечал на комплименты: «Поэтом меня можно назвать лишь условно», «Я не в полном смысле слова поэт»…
И это правда.
Я маленький человек.
Пишу маленькие стихи.
Хочу написать одно, выходит другое.
Стих – себя – сознает.
Стих – себя – диктует.
(Ян Сатуновский)
Кто его знает, что нам надиктует еще не написанный стих. Или еще незаконченная картина.
Страшная гибель поверженного Демона бесконечна. Он как будто падает, но никогда не до конца.
Он просто завис над бездной. Говорят, что если представить себе (гипотетически) падение в черную дыру, то всё, что упало, согласно общей теории относительности, то есть даже не предмет, а любая информация об объекте, падающем в черную дыру, потеряется безвозвратно. После того, как это что-то упало за пределы так называемого горизонта событий.
А мы этот предмет якобы увидим зависшим.
То есть предмета уже нет, но мы его, не достигшего горизонта событий, будем видеть вечно. Уж не знаю, так ли это.
Однажды астрофизика спросила: «А есть ли в дно в черной дыре?» «Видите ли, в чем дело, – ответил ученый, – в черной дыре не работают привычные нам понятия "пространство" и "время" и не действуют известные законы физики. Поэтому дна там нет».
Это удивительно, как Врубель, который не мог знать ничего об этих новых, современных теориях, именно этого не пересекшего горизонт событий Демона и изобразил.
Демон завис. Над пустотой или как там ее еще назвать.
Его зависание в волнах стихий теперь длится вечно. Он окружен этаким пожаром из своих же крыльев.
Эти павлинье перья Врубель пишет металлическими лаками: от этого и краски гореть. (От этого они, видимо, через короткое время и потемнели, как утверждают его современники: уже не знаю, может, потом сделали реставрацию? Надо спросить специалистов.)
В чем-то здесь Демон похож на Феникса. Но зафиксирован он (чуть не сказал: заснят) в момент сгорания. Что будет дальше, нам неизвестно.
...Однажды Вениамин Блаженный заметил про свои стихи:
«Если бы мне сказали, что я написал удачное стихотворение, я бы оскорбился. Это все равно, что сказать: "Ах, как хорошо ты плакал". Для меня поэзия — это исповедь, это плач, это – моление».
Мне нравится эта характеристика природы текста.
Похоже на правду.
* * *
По какому-то следу, по ниточке бреда предсмертного
Доберусь я до детства, до тех и широт и высот,
Где я жил не тужил, и на Господа Бога не сетовал,
И смотрел, как на старой трубе умывается кот.
И я думал, что кот восседал на трубе не из удали,
А спустился с высот по своим поднебесным делам,
И сидел на кресте колокольном во городе Суздале,
И во городе Пскове похаживал по куполам.
Что-то было в том звере хвостато-усато-крылатое
И такое волшебное, столько святой старины,
Словно взмахом хвоста истребил он все воинство адово
И теперь на трубе снова видит домашние сны.
Смотрите. Эта кошка тоже видит сны. То ли она еще молодой котенок, то ли уже сильно постарела.
Но главное, что домашние. Сны-то домашние, сытые, счастливые, спокойные. Значит, простили.
Даже сны у них более подвижные, чем у больших. По крайней мере, так говорят некоторые зоологи.
Например, считается, что собаки и кошки тоже, как человек, видят свои сны, и что интересно: маленькие животные чаще, чем крупные.
А если уже вести разговор об их возрасте, то якобы чаще всего сны бывают у щенков или котят, а также когда животное стареет. То есть в зрелости коты и собаки будто бы снов не видят или видят редко.
* * *
Моление о кошках и собаках,
О маленьких изгоях бытия,
Живущих на помойках и в оврагах
И вечно неприкаянных, как я.
Моление об их голодных вздохах…
О, сколько слез я пролил на веку,
А звери молча сетуют на Бога,
Они не плачут, а глядят в тоску.
Они глядят так долго, долго, долго,
Что перед ними, как бы наяву,
Рябит слеза огромная, как Волга,
Слеза Зверей… И в ней они плывут.
Они плывут и обоняют запах
Недоброй тины. Круче водоверть –
И столько боли в этих чутких лапах,
Что хочется потрогать ими смерть.
Потрогать так, как трогают колени,
А может и лизнуть ее тайком
В каком-то безнадежном исступленье
Горячим и шершавым языком…
Слеза зверей, огромная, как Волга,
Утопит смерть. Она утопит рок.
И вот уже ни смерти и ни Бога.
Господь — собака и кошачий Бог.
Кошачий Бог, играющий в величье
И трогающий лапкою судьбу –
Клубочек золотого безразличья
С запутавшейся ниткою в гробу.
И Бог собачий на помойной яме.
Он так убог. Он лыс и колченог.
Но мир прощен страданьем зверя. Amen!
…Все на помойной яме прощено.
Это стихотворение Вениамина Блаженного 1963 года. Вообще удивительный был поэт. Почти неизвестный широкой публике: только в девяностые его стали печатать. И была у него тогда своя прижизненная, пусть и не такая большая слава.
Кто-то про него написал: «Он был маленьким человеком – с обывательской точки зрения».
Как было сказано другим поэтом: «Я маленький человек, пишу маленькие стихи».
Но вряд ли Вениамин Блаженный (это он такой псевдоним взял – и очень удачный) считал себя маленьким человеком. И свои стихи маленькими. Он, конечно, писал мистерии. И понимал это.
Вот, кстати, стихотворение Яна Сатуновского, чья фамилия спряталась под моими словами «один другой поэт».
Я маленький человек.
Пишу маленькие стихи.
Хочу написать одно, выходит другое.
Стих – себя – сознает.
Стих – себя – диктует.
А вот со словами «стих себя диктует», думаю, Вениамин Блаженный согласился бы.
* * *
...И есть язык у кошек и собак,
И был язык единственный у мамы,
Его не заменил мне Пастернак,
Не заменили песенные ямбы.
И был язык у мамы небогат,
Слова простонародные затерты,
Но, слыша маму, пробуждался брат –
И забывал на время, что он мертвый.
И кошка знала разумом зверья
(И уши шевелились осторожно),
Что мама, кошка тощая и я –
Мы все на небе будем непреложно...
Кстати, о Пастернаке.
Блаженный много лет работает в Минске в артели инвалидов, на комбинате надомного труда, он переплетчик, корректор, фотолаборант, а еще рисует вывески. Но, начиная с 40-х годов, он иногда ездит в Москву – привозит свои стихи тогда признанным мэтрам.
Например, Пастернаку. Борис Леонидович понимал, что приезжающий со стихами парень сильно нуждается в деньгах: однажды предложил гостю 200 рублей. Приехавший со стихами взял. Положил эти деньги в книгу. Там они и хранились несколько десятков лет. Как память о небожителе.
Рассказывают, что в первую встречу Пастернак сказал Вениамину: «Некоторые ваши стихи мне понравились». На что молодой автор, по-моему, нахально (и это не в упрек) ответил: «Мне тоже нравятся некоторые ваши стихи».
А вот и Пастернак уже со своей поэтической кошкой:
С рассветом, взваленным за спину,
Пусть с корзиной с грязным бельем,
Выхожу я на реку заспанный
Берега сдаются внаем.
Портомойные руки в туманах пухнут,
За синением стекол мерзлых горишь,
Словно детский чулочек, пасть кошки на кухне
Выжимает суконную мышь;
И из выжатой пастью тряпочки
Каплет спелая кровь черным дождиком на пол,
С горьким утром в зубах ее сцапала кошка,
И комок того утра за шкапом;
Но ведь крошечный этот чулочек
Из всего предрассветного узла!
Ах, я знаю, что станет сочиться из ночи,
Если выжать весь прочий облачный хлам.
Наверное, эта пастернаковская кошка была уже зрелая, матерая, так что снов особенно и не видела.
В общем, вернемся к кошкиным снам.
Ученые полагают, что во сне наши домашние питомцы видят примерно то же, чем заняты днем: а именно еду, если это собака, то прогулки, если это кошка, то вид за окном – в общем, своих хозяев, свои игры, свои конфликты. И кошмары им тоже снятся.
Опять же Вениамин Блаженный:
Вечный мальчик седеет душой –
И бредет сквозь страданье и сон...
– Я из мира еще не ушел, –
Говорит мне страдальчески он. –
Я еще притаился во мгле,
Где собачьи мерцают глаза,
И мне столько же, мальчику, лет,
Сколько было полвека назад.
Я еще побираюсь, кляня
Тех, кто сытые ест калачи...
Подзаборный котенок меня
Окликает в голодной ночи.
И вот когда этот страшный сон коту или собаке снится, то могут дернуться, мяукнуть или заскулить, но не будите их: считается, что такой тревожный сон должен дать возможность животному обработать пугающую их информацию, а потом забыть.
***
Если Бог уничтожит людей, что же делать котенку?..
«Ну пожалуйста, – тронет котенок всевышний рукав, –
Ну пожалуйста, дай хоть пожить на земле негритенку, –
Он, как я, черномаз и, как я, беззаботно лукав...
На сожженной земле с черномазым играть буду в прятки,
Только грустно нам будет среди опустевших миров,
И пускай ребятишек со мною играют десятки,
Даже сотни играют – и стадо пасется коров.
А корова – она на лугу лишь разгуливать может,
Чтобы вымя ее наполнялось всегда молоком...
Ну пожалуйста, бешеный и опрометчивый Боже, –
Возроди этот мир для меня – возроди целиком.
Даже если собаки откуда-то выбегут с лаем,
Будет весело мне убегать от клыкастых собак,
Ибо все мы друг с другом в веселые игры играем, –
Даже те, кто, как дети, попрятались в темных гробах...»
(Вениамин Блаженный)
...А еще, и это меня поразило (ну где там сны могут поместиться? Там же, в этих маленьких головках, только хищные рефлексы), оказывается, сновидения приходят и к паукам. В лаборатории исследовали один из видов и вот обнаружили, что когда паук завис на своей паутине, спит, то его глаза совершают определенные неконтролируемые движения, а еще он может подергивать лапками. А это очень похоже на нас, когда нам снятся сны.
Может, они видят муху-цокотуху? Или они видят вдруг прилетевшую ей на подмогу комара?
Вдруг откуда-то летит
Маленький Комарик,
И в руке его горит
Маленький фонарик.
«Где убийца, где злодей?
Не боюсь его когтей!»
Подлетает к Пауку,
Саблю вынимает
И ему на всём скаку
Голову срубает!
(Корней Чуковский)
В этом месте сна бедный паучок в ужасе просыпается. «Уф! – думает он. – Это был лишь сон».
...Но мы не пауки, не собаки, не кошки. К нам, к сожалению, иногда дурные сны приходят наяву.
В виде невроза или сумасшествия.
Кажется, что художника Врубеля свел с ума его, теперь уже легендарный, Демон. В последней работе он действительно уже слишком декоративен. Кстати, она была иная, когда была только закончена: ярче, эффектней.
Розовый венец сверкал, мерцающе переливались павлиньи перья, но уже через несколько лет такие яркие краски стали выцветать: они темнели, а теперь вообще стали темными.
Но художнику уже, видимо, было не до всего этого: он ударился в разгул, стал пить, бросал деньги налево и направо, стал нервным и срывался на близких и знакомых.
Когда жена с сыном решила убежать от явно подвинувшегося умом мужа в другой город, тот последовал за ней.
В первых числах апреля Михаила Александровича Врубеля госпитализировали в частную клинику с симптомами острого психического расстройства.
Там он часто отказывался от еды, корил себя, что связался с нечистой силой, молча и долго смотрел в окно.
Еще говорят, что он в конце жизни ослеп.
Кавказ! Я никогда не видел
Твоих ущелий, рек и скал
И на арабце, чуя гибель,
В ущельях скользких не скакал.
Но страстная волна Дарьяла
В моей душе рождает гул;
Мне сердце часто повторяло,
Что порывается в аул.
Там где-нибудь в грузинской сакле,
Под стон унывной каманчи,
Еще легенды не иссякли –
Грез неистечные ключи,
Мне верится, твои Тамары,
О магнетический Кавказ,
Еще волшбят в чинарах чары,
Еще не кончили свой сказ…
Еще не высохла Арагва,
Еще не вымер Синодал,
Но Демон пламенно и нагло
Уж не возникнет между скал:
Теперь, когда проник в Эдем он,
Воссев на покоренный трон,
Томится пресыщенный Демон,
И ни о чем не грезит он…
(Игорь Северянин, 1911 год)
Это у Игоря Северянина Демон уже ничего не хочет. Демон Врубеля хочет очень многого, и художник мучается этим. И эти мучения тоже похожи на сны: и нет от них пробуждения.
Есть воспоминание Валерия Брюсова о постоянных страхах бедного художника:
«Очень мучила Врубеля мысль о том, что он дурно, грешно прожил свою жизнь, и что, в наказание за то, против его воли, в его картинах оказываются непристойные сцены. Особенно беспокоился он за недавно им законченную "Жемчужину".
– Вы ее видели? – спрашивал он меня. – Не заметили в ней ничего?
– Прекрасная картина, Михаил Александрович, – ответил я. – Одна из лучших ваших вещей.
– Нет, – беспокоился Врубель, – там, знаете, одна фигура так прислонена к другой... я ничего такого не думал... Это получилось само собой... Непременно надо будет переделать...
И потом, несколько понизив голос, он добавил, но так, что нельзя было различить, говорит ли в нем безумие или истинная вера:
– Это – он (Врубель разумел Дьявола), он делает с моими картинами. Ему дана власть за то, что я, не будучи достоин, писал богоматерь и Христа. Он все мои картины исказил...»
...Плетет-плетет свою сеть паучок. Видит-видит свою мышь во сне подозрительная кошка.
Если вернуться к Вениамину Блаженному, то стоит вспомнить, как он отвечал на комплименты: «Поэтом меня можно назвать лишь условно», «Я не в полном смысле слова поэт»…
И это правда.
Я маленький человек.
Пишу маленькие стихи.
Хочу написать одно, выходит другое.
Стих – себя – сознает.
Стих – себя – диктует.
(Ян Сатуновский)
Кто его знает, что нам надиктует еще не написанный стих. Или еще незаконченная картина.
Страшная гибель поверженного Демона бесконечна. Он как будто падает, но никогда не до конца.
Он просто завис над бездной. Говорят, что если представить себе (гипотетически) падение в черную дыру, то всё, что упало, согласно общей теории относительности, то есть даже не предмет, а любая информация об объекте, падающем в черную дыру, потеряется безвозвратно. После того, как это что-то упало за пределы так называемого горизонта событий.
А мы этот предмет якобы увидим зависшим.
То есть предмета уже нет, но мы его, не достигшего горизонта событий, будем видеть вечно. Уж не знаю, так ли это.
Однажды астрофизика спросила: «А есть ли в дно в черной дыре?» «Видите ли, в чем дело, – ответил ученый, – в черной дыре не работают привычные нам понятия "пространство" и "время" и не действуют известные законы физики. Поэтому дна там нет».
Это удивительно, как Врубель, который не мог знать ничего об этих новых, современных теориях, именно этого не пересекшего горизонт событий Демона и изобразил.
Демон завис. Над пустотой или как там ее еще назвать.
Его зависание в волнах стихий теперь длится вечно. Он окружен этаким пожаром из своих же крыльев.
Эти павлинье перья Врубель пишет металлическими лаками: от этого и краски гореть. (От этого они, видимо, через короткое время и потемнели, как утверждают его современники: уже не знаю, может, потом сделали реставрацию? Надо спросить специалистов.)
В чем-то здесь Демон похож на Феникса. Но зафиксирован он (чуть не сказал: заснят) в момент сгорания. Что будет дальше, нам неизвестно.
...Однажды Вениамин Блаженный заметил про свои стихи:
«Если бы мне сказали, что я написал удачное стихотворение, я бы оскорбился. Это все равно, что сказать: "Ах, как хорошо ты плакал". Для меня поэзия — это исповедь, это плач, это – моление».
Мне нравится эта характеристика природы текста.
Похоже на правду.
* * *
По какому-то следу, по ниточке бреда предсмертного
Доберусь я до детства, до тех и широт и высот,
Где я жил не тужил, и на Господа Бога не сетовал,
И смотрел, как на старой трубе умывается кот.
И я думал, что кот восседал на трубе не из удали,
А спустился с высот по своим поднебесным делам,
И сидел на кресте колокольном во городе Суздале,
И во городе Пскове похаживал по куполам.
Что-то было в том звере хвостато-усато-крылатое
И такое волшебное, столько святой старины,
Словно взмахом хвоста истребил он все воинство адово
И теперь на трубе снова видит домашние сны.
Смотрите. Эта кошка тоже видит сны. То ли она еще молодой котенок, то ли уже сильно постарела.
Но главное, что домашние. Сны-то домашние, сытые, счастливые, спокойные. Значит, простили.