Современная литература
Современная литература
Поэзия

Рука с хлебом и земля со снегом

Дмитрий Воденников

У Саши Соколова есть текст.

Оглянись! насекомых несметные
Кавалькады всё тянет на мёд;
Есть, однако, приметы заветные,
Предвестившие лета исход.
Не напрасно утрами янтарными,
Что прозрачней, чем кожа луны,
Мотылёк шелкопряда непарного
Вылетает на поиск жены.

(Саша Соколов, «Между собакой и волком»)

Полетим и мы.

... Прочитал тут недавно, как бутанский буддийский лама, художник, писатель, сценарист и режиссёр Дзонгсар Кхьенце Ринпоче говорил (и откуда он это знает?), что, когда мы умрём, мы будем помнить имя жены или мужа около трёх дней.

«На четвертый-пятый день вы едва вспомните кого-либо».

Потом, на десятый, мы забудем наш пол. Кто мы были: мужчина или женщина? А разве важно?

«Около двенадцатого дня вы не сможете вспомнить, были вы человеческим существом или кем-то ещё. Вас начнёт притягивать следующая жизнь. Так, если вам придётся переродиться птицей, вся ваша любовь и восхищение парнем или девушкой, волнение от его или её запаха превратится в волнение при виде копошащегося в пыли червяка. Раз уж вы должны будете переродиться птицей, то и чувства у вас будут птичьи, вам будет нравиться порхать с ветки на ветку и тому подобное».

Вот и приехали (точнее, прилетели): всё предыдущее, предстоящее, оказывается, уже и нужно, необязательно. Та жизнь, в которой у нас были возлюбленные, муж или жена, окончена.

И когда мы их встретим в следующей жизни, то будем птицей, которая клянчит у них крошек, и нам будет абсолютно всё равно, что перед нами бывшие наши близкие. Они будут просто рукой с хлебом.

Господи, а мы всё переживали, склеивали разбитое сердце, кто новой любовью, кто алкоголем, писали: «я этого не переживу» (краткий пересказ будущих серий, тизер, так сказать: отлично переживёте), клялись, что больше любви в нашей этой жизни не будет (кстати, возможно).

«Это напоминание о непостоянстве и не только в отношениях – говорит нам Дзонгсар Кхьенце Ринпоче. – Эта чашка кофе может оказаться для меня последней. Книга, которую я держу может оказаться последней, которую я беру в руки. Когда у вас появляется подобное осознавание, вы начинаете радоваться любви в полной мере. А иначе мы всегда отвлечены мыслями о чём-то следующем».

КОЛОБОК

Ложка, ещё одна ложка, две вилки, детская ложечка, кружка, ещё одна, стакан, ещё, тарелка, мелкая тарелка, глубокая, чашка, сковородка, большая крышка, сотейник, маленькая крышка, противень, рюмки, осколки, осколки…
Когда я увидел стихотворение, я не испугался, я стал его писать.
А оно стало писать меня.
Здравствуйте, я…
Вот рука его, вот другая, вот ноги, вот голова,
вот туловище, вот глаза и уши на месте.
Вот клубок, вот колобок.
Вот дорога – едва заметная ниточка. Птичка щебечет.
Бабушка, расскажи сказку. Слушай, внучёк. Только не перебивай.
А сказка добрая? Добрая, золотой мой, добрая, добрее не бывает.
Семь дней и ночей я трудился.
Семь дней и ночей трудилось оно.
Здравствуйте, я…
А я – ваше стихотворение.
Мы подружимся, мы закружимся, мы…
А где же ваша душа?
Там, где её никогда не было.
И не будет.
Покатится колобок по лесам, по полям, улизнёт от волка,
медведя перехитрит, прикатится к лисе.
Зажмурится.
Здравствуйте, вы кто?
Откроет глаза.
Здравствуйте, я ваше стихотворение.
Я буду вас есть.

(Игорь Ильин)

Это похоже на чёрный квадрат Малевича, у которого тоже был свой предтеча (между прочим, и не один, но я сейчас не про Альфонса Алле с его картиной «Битва темнокожих в пещере глубокой ночью», которая представляла собой чёрное полотно, близкое по форме к квадрату). Я про другого.

В начале XVII века Роберт Фладд (и тут два согласных), английский философ-мистик и астролог, изобразил чёрный четырёхугольник для иллюстрации первозданной темноты Вселенной перед появлением мира. И подписал: «и так до бесконечности».

Найдите этот кривоватый рисунок в интернете – это в чистом виде супрематизм. Может, только не такой густой.

Вот и нашлась чёрному квадрату в истории пара (хотя самих чёрных квадратов у Малевича, кажется, четыре: но это современники).

* * *

Вещь восклицает:
Где моя пара?

Грохочет:
Где моя пара?

Звенит и смолкает.

Пара вещей
Движется вдаль по пустыне

И превращается в точки:
Две точки,
А дальше – одну.

Точка внутри восклицает
И превращается в знак.
Точка грохочет,
Из точки плывут корабли.

– Что ты ещё мне расскажешь,
Стоя у входа в метро
И не желая проститься?

Я пропаду под землёй,
Но завтра,
Но уже завтра ты
Услышишь мой голос,
А послезавтра ты
Увидишь меня.

Точкой вначале,
А далее знаком,
Контуром, телом и мной.

Из пустыни
С цветами стоишь.

Ну так что?

– Я не желаю проститься.
Я желаю видеть тебя
Ныне и присно, как есть.

(Андрей Гришаев)

... Впрочем, не чёрным квадратом единым. Был же ещё и белый квадрат.

Шёл тут недавно домой, увидел, что выпал снег.
Не первый и, может, непрочный. Но лежит.

И выгоды нет, а чувствуешь глупую радость.

Ту же радость, с которой Ахмадулина этот снег однажды описала: просто от переизбытка.
Сил, надежды и будущего.

(...) Он даст исцеленье болевшим,
богатством снабдит бедняка,
и в этом блаженстве белейшем
сойдутся тетрадь и рука.

Простит всех живущих на свете
метели вседобрая власть,
и будем мы – баловни, дети
природы, влюбившейся в нас.

Да, именно так всё и было.
Снег падал и долго был жив.
А я – влюблена и любима,
и вот моя книга лежит.

(Белла Ахмадулина)

Чего нам этот снег? И завтра не допросимся. И навалит – не разгребём.
А радостно.