Мария Ватутина
Несколько раз в году я сажусь за судейство различных поэтических конкурсов. Сейчас оцениваю очередной и, пока свежи впечатления, хочу поделиться одним открытием. Может быть, это даже потянет на открытие научное и нужно будет только доказать эту теорему научными способами. А пока выдвигаю гипотезу, которая проявляется в каждом массовом поэтическом конкурсе с незыблемым постоянством. Вот её формулировка: чем неряшливее автор в технике поэтического письма, тем наивнее и банальнее его поэтическая философия, его мысли и описания в его поэзии. И наоборот, если стихотворение начинается с шаблонных фраз, даже если первые строфы кажутся стройными и более-менее технически правильными, то есть с нормальной рифмовкой и ясным языком, жди беды, в какой-нибудь очередной строфе автора «поведет». Начнутся неоправданные сбои размера, засилье цезур или рифмы, которые я таковыми не признаю даже под пытками. Также «повести» может в другую сторону, и автор, казалось бы, так хорошо начавший стихотворение, вдруг из русского языка сплетёт невероятные конструкции, не умея выразить мысль словами.
Мы все прекрасно знаем, что таких примеров много, но кто задумывался о взаимозависимости писательской техники и глубины вербального таланта.
Я могу пока доказать эту зависимость лишь практическим путём: лучшие подборки из этих многолюдных конкурсов доказывают: чем больше потрясает поэтический дар, чем сильнее сказанное в стихотворении, тем чище оно написано по стилистике и в отношении теории стихосложения. В первую очередь, с точки зрения дисциплины рифмования.
Приведу пример, если непонятно. Начинается стихотворение. Каждое словосочетание заканчивается многоточием. Жди беды. Юношеское стремление обозначить эмоцию символами, а не изображение её – эмоции – художественными средствами языка.
Начинается стихотворение. Первая фраза цепляет. Идёт классический ямб или любой другой размер с соблюдением ритма и точными рифмами. Всё, дальше будет также, потому что достигнутый уровень мастерства – это как разряд у токаря: он уже может создавать определённой сложности подшипники и с чего бы ему вдруг начать делать хуже? А если человеку есть что сказать или сила его образности бросается в глаза, значит, ничего неприятного читателя впереди не ждёт. Выкрутасы, стихи, где каждое слово-два печатаются с новой строки, постоянные цезуры – это от беспомощности. Человеку хочется выразить себя любыми способами и ещё и получить от этого некий заряд, но создавать стихи – это совсем про другое. Это практически наука, потому что нужно наработать аппарат условностей и привыкнуть к сонму запретов. Стихи – это не самовыражение, а искусство, через которое в мир приходят потрясающие смыслы, завёрнутые в строгую форму. Без этой формы – искусство перестаёт быть искусством, потому что работает (воздействует и достигает цели) стихотворение только тогда, когда соблюдены все условия.
То, что сочиняют любители, самодеятельные поэты несёт в себе прелесть человеческого опыта: опыта судьбы, опыта наблюдения, опыта другого пространства. Прочитать сотни подборок стихотворений людей, живущих в глубинке, это – проветрить свои лёгкие, словно ты прошла по полям и лесам, пожила в деревенских избушках, послушала корневую российскую речь. Сколько попадается чудесных диалектных словечек, сколько мудрых наблюдений. Радуюсь даже тому, что душа человеческая на каком-то животном, физиологическом уровне знает, что если хочется описать что-то, потрясшее, красивое, огромное, как пейзаж за окном, то надо писать стихами. Но – откуда такая дивная глухота к рифменным окончаниям. Простые люди ведь знают, что стихи – это зарифмованные строчки написанные с повторяющимися ударными и безударными равночисленными слогами. Но неужели представления о рифме столь скудны? Ведь они читают поэзию, проходят в школе, а большая часть авторов вообще учителя литературы и русского языка, есть даже профессора, кандидаты наук. И все эти люди не могу соблюсти размер или срифмовать «молоко» и «далеко», рифмуя «молоко» с «табуреткой». Условно, конечно. Но рифмы – чудовищны. При этом, видно, что человек не создаёт белый стих, не намеренно отбрасывает рифмование, а именно что рифмует. Ну…как ему кажется.
Я думаю, что знаю ответ. Большинство таких авторов считает, что в поэзии допустима необязательность, что процесс самовыражения – это право автора, а не его обязанность, и из этого следует, что он может писать-самовыражаться, как ему угодно. Конечно, никакой обязанности самовыражаться стихами ни у кого нет. Но если стихами – то да. Стихи, смотри выше, это многочисленные условности, то есть обязательные вещи. И корабль стихотворения не поплывет, если у него будут кривые борта, а корма ниже плинтуса. Поэтому авторам нужно читать теорию стихосложения и обращать внимание на стихи современных поэтов, начиная, пожалуй, с советских, чтобы принять и усвоить дисциплину рифмы и размера. А вот потом уже можно развиваться, становиться Велимирами Хлебниковыми, Александрами Парщиковыми, Дмитриями Приговыми и даже Львами Рубинштейнами. Хотя, судя по моему конкурсу, все хотят быть Сергеями Есениными. Но о необходимости собственного голоса в поэзии как-нибудь в другой раз.