Дмитрий Воденников
Стихи пишутся не за столом. Стихи пишутся на салфетках и коленках.
* * *
Карандаш салфетку порвал,
Пока я стих свой писал.
Теперь у меня на колене
Кусочек стихотворения.
Такое стихотворение написал Хуршед Рахматов, курьер одной из служб доставки. По-моему, здорово. Похоже на какое-то древнее японское стихотворение.
А некоторые пишут стихи, даже не подозревая, что пишут именно их.
«Кануло в лето». Так говорила директриса в школе, где я преподавал четыре года русский язык и литературу в конце девяностых. Не в Лету, как надо, а в лето.
Это смешно, но круто. Именно в лето. Кануло в лето. То, которое к нам уже никогда не вернется.
Но новое лето придёт. Зелень окрепнет, полетит первый пух. Идёшь по улице (пиджак уже жаркий, надо его снимать), нет-нет да и поздороваешься с кем-то, кто тебя узнал. «Здравствуйте», «здравствуйте», «я люблю ваши стихи», «спасибо».
ЛЕТО
Дождь грибной по кустам
гривами!
Лентами!
От орла
до крота
все довольны летом!
Белки –
безо всяких уз –
к небу –
вверх ногами!
Ручейки не дуют в ус –
кулаками камни!
Муравня – хоть куда!
к пням,
что к тронам,
трется!
От куста до куста
паутины – тросы.
Приутихли петухи,
паутины – туго!
Акробаты – пауки
дышат ратным духом!
Перевыполнили план
ягоды, грибы,
отчиталась перед чёрным
полем яровая...
От тепла до тепла
девять месяцев ходьбы –
девять перевалов!
(Виктор Соснора)
Лев Рубинштейн когда-то писал: «Время от времени случается быть узнанным на улице или в каком-либо ином общественном пространстве. И в этих случаях я сразу же вспоминаю одну фразу из одного письма (не помню уж кому) любимого моего Леонида Добычина: «Сегодня испытал нечто вроде славы. На улице ко мне подошёл человек и сказал: «Кажется, я вас знаю. Вы автор одного из произведений». Этой вот фразой я неизменно спасаюсь от непрошенных приливов глупой гордыни».
Несколько лет назад я выступал в Петербурге. Есть особая радость читать на большую аудитория: ты выходишь в общей «солянке» на сцену из импровизированных кулис и тебя встречает шквал. Отчитал – и шквал тебя опять накрывает.
Выступали мы там с Верой Павловой. Было это в «Порте Севкабель», на Васильевском острове, в легендарной Гавани. Раньше тут был завод «Севкабель», потом из него устроили то самое, упомянутое Рубинштейном, новое общественное пространство. Так теперь часто делают.
* * *
Слава рукам, превратившим шрам
в эрогенную зону;
слава рукам, превратившим в храм
домик сезонный;
рукам, преподавшим другим рукам
урок красноречья, –
вечная слава твоим рукам,
локтям, предплечьям!..
(Вера Павлова)
И вот сидим мы в гримерке с Верой, с музыкантами и другими выступающими. «Давай сделаем фото в зеркале?» – говорю я. (А я люблю эти специальные зеркала с гримёрным столиком и лампочками по периметру: там всегда получаешься хорошо.) Долго примеривались, наконец телефон щёлкнул. Поймал нас, так сказать, в ловушку суетной вечности.
Просматриваем с Верой варианты, листаем снимки – и я говорю: «Обидно всё-таки стареть. Помнишь, у Елены Шварц было такое стихотворение?»
* * *
Как стыдно стариться –
Не знаю почему,
Ведь я зарока не давала
Не уходить в ночную тьму,
Не ускользать во мрак подвала,
Себе сединами светя,
Я и себе не обещала,
Что буду вечное дитя.
Но всё ж неловко мне невольно,
Всем увяданье очевидно.
Я знаю – почему так больно,
Но почему так стыдно, стыдно?
– Нет, не помню, – говорит Вера.
– Ну и зря, – говорю. – Хорошее.
А потом спрашиваю. Удивительно к месту.
– Ты никогда не хотела сделать пластическую операцию?
И тут Вера говорит гениальное:
– Нет. Я не могу себе позволить выглядеть младше своих стихов.
Я даже засмеялся от блеска и быстрой удачи ответа. Как же хорошо. (Вера вообще мастер короткой формы.) Ну а потом нас вызвали «зарядиться» за сценой – и каждый из нас в свой черёд вышел под шквал.
В общем, не будем ничего с собой делать. Будем авторами одного произведения. Не позволим себе выглядеть младше своих стихов.
Канем в лето.