Про сына Николая Степановича, Льва Гумилева, мы знаем много. А дочь как-то затерялась в мемуарных тенях.
Дочь от второго брака, с Анной Энгельгардт, появилась на свет 14 апреля 1919, а в августе 1918 Николай Гумилев и Анна заключили брак. Значит, Анна Николаевна уже была несколько недель беременная. Назвали девочку Еленой. Но настоящей, полноценной семьи не вышло.
Детство
Я ребенком любил большие,
Медом пахнущие луга,
Перелески, травы сухие
И меж трав бычачьи рога.
Каждый пыльный куст придорожный
Мне кричал: «Я шучу с тобой,
Обойди меня осторожно
И узнаешь, кто я такой!»
Только дикий ветер осенний,
Прошумев, прекращал игру, -
Сердце билось еще блаженней,
И я верил, что я умру
Не один – с моими друзьями
С мать-и-мачехой, с лопухом,
И за дальними небесами
Догадаюсь вдруг обо всем.
Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.
(Николай Гумилев)
Анна Андреевна Гумилева (я знаю, как срабатывает такое соотнесение имен, но нет, это не Ахматова, это жена Дмитрия Степановича Гумилева, старшего брата поэта Н. С. Гумилева, то есть невестка) писала:
«Маленький Левушка был радостью Коли. Он искренне любил детей и всегда мечтал о большой семье. <…> Коля был нежным и заботливым отцом. Всегда, придя домой, он прежде всего поднимался наверх, в детскую, и возился с младенцем. <…> Когда Левушке было 7–8 лет, он любил с ним играть, и любимой игрой была, конечно, война. Коля с бумерангом изображал африканских вождей. Становился в разные позы и увлекался игрой почти наравне с сыном. Богатая фантазия отца передалась и Левушке. Их игры часто были очень оригинальны. Любил Коля и читать сыну и сам много ему декламировал. Ему хотелось с ранних лет развить в сыне вкус к литературе и стихам. Помню, как Левушка мне часто декламировал наизусть "Мика", которого выучил, играя с отцом. Все это происходило уже в Петербурге, когда мы жили вместе. Часто к нам приходили мои племянники и дети Чудовского. Вся детвора всегда льнула к доброму дяде Коле (так они его называли), и для каждого из них он находил ласковое слово. Помню, как он хлопотал и суетился, украшая елку, когда уже ничего не было и все доставалось с невероятными усилиями. Но он все же достал тогда детские книги, которыми награждал всю детвору. Удалось ему достать и красивую пышную елку. И веселились же дети, а смотря на них, и взрослые, в особенности сам Коля!»
Дочери провезло куда меньше.
Ирина Одоевцева вспоминала, что Гумилев говорил ей: «Мне для работы нужен покой».
– Можно с ума сойти, хотя я очень люблю свою дочку, – жаловался Гумилев. – (…). Да и Анна Николаевна устаёт от хозяйства и возни с Леночкой.
И тогда он отдал дочку в детский дом. Приютом заведовала его приятельница.
– Я очень рад, что детям у вас хорошо. Я собираюсь привести вам мою дочку – Леночку.
– Леночку? Вы шутите, Николай Степанович? Вы хотите отдать Леночку в детдом? Я правильно поняла?
– Совершенно правильно. Я хочу отдать Леночку вам.
– Но это невозможно. Господи!..
– Почему? Вы ведь сами сейчас говорили, что детям у вас прекрасно.
– Да, но каким детям? Найденным на улице, детям пьяниц, воров, проституток. Мы стараемся для них все сделать. Но Леночка ведь ваша дочь.
– Ну и что из этого? Она такая же, как и остальные. Я уверен, что ей будет очень хорошо у вас.
– Николай Степанович, не делайте этого! Я сама мать, – взмолилась она. – Заклинаю вас!
Но Гумилев только упрямо покачал головой:
– Я уже принял решение. Завтра же я привезу вам Леночку.
И на следующий день дочь Гумилева оказалась в детдоме.
Это пространная цитата (обратите внимание: с прямой речью, как будто Одоевцева там присутствовала и записала всё это на несуществующий тогда в природе диктофон) взята из книги Одоевцевой «На берегах Невы». Если попытаться найти сведения про дальнейшую судьбу Елены Николаевны, то найдешь тоже немногое.
Была в детстве нехороша собой (в отца, как сухо пишут источники), потом вдруг расцвела, похорошела. Правда, этого расцвета отец уже не увидел.
Еще, говорят, была не очень умна.
Но и мать ее тоже вроде бы умом не блистала. Поговаривали, что муж ей запрещал разговаривать, опасаясь услышать какую-нибудь очередную глупость (интересно, подчинялась ли она его запретам?). И есть дикая запись, со слов сводной сестры Гумилева Александры Сверчковой, сделанная в 1924 году. В ней приводятся слова Анны Энгельгардт, устроившейся в каком-то театре играть пажей и танцевать: «Когда я узнала о трагической смерти Коли, я даже плохо танцевала».
Но дочку свою Гумилев, кажется, любил.
Говорил про нее: – Она будет – я уверен – умненькая, хорошенькая и милая. А когда она влюбится и захочет выходить замуж, я непременно буду ее ревновать и мучиться, как будто она мне изменила. Да, отцы ведь всегда ревнуют своих дочерей – так уж мир устроен.
И, таинственный твой собеседник,
Вот, я душу мою отдаю
За твой маленький детский передник,
За разбитую куклу твою.
Эти стихи написаны в 1917, никакого отношения к дочери не имеют. Но как будто про нее.
Елена Гумилева погибла в 23 года. А смерть ее была страшной. Во время блокады Ленинграда в июле 1942-го они лишились продуктовых карточек, и вся семья Энгельгардтов умерла от голода. Соседи рассказывали, что Анна Энгельгардт умирала последней и стала добычей крыс. От слабости она уже не могла шевелиться, и они ели её несколько дней.
Сто лет тому назад родилась девочка, которая, когда немного подросла, скреблась в дверь работающего отца и, капризничая, просила «гоядину» (она не выговаривала тогда «в»). Большого счастья ей жизнь не принесла. Даже, что была у поэта дочь, а не только сын, многие не помнят.