В 1907 году американский биолог и врач Дункан Макдугалл «доказал» (как он сам считал) существование души у человека. Сделал он это путем взвешивания тела до и после смерти. В итоге выяснилось, что душа «весит» 21 грамм.
Корпусами фабричными, зычными
И отзывчивыми на зов…
Сокровенную, подъязычную
Тайну жён от мужей, и вдов
От друзей – тебе, подноготную
Тайну Евы от древа – вот:
Я не более чем животное,
Кем-то раненное в живот.
Жжет… Как будто бы душу сдернули
С кожей! Паром в дыру ушла
Пресловутая ересь вздорная,
Именуемая душа.
Христианская немочь бледная!
Пар! Припарками обложить!
Да ее никогда и не было!
Было тело, хотело жить,
Жить не хочет.
(Это из поэмы Цветаевой «Поэма конца»)
Вообще доктор Дункан МакДугалл представляется таким сумасшедшим доктором, если не доктором Зло.
Если поискать сведения, то окажется, что 10 апреля 1901 года он построил специальную кровать, которая представляла собой гигантские весы с высокой чувствительностью, до нескольких грамм.
Он клал на эту кровать последовательно шесть больных, находящихся в предсмертной стадии. (Кто ему позволил? Почему я, умирающий, должен быть подопытной крысой для какого-то вздорного эксперимента?)
Неважно, что, в основном, это были туберкулёзные пациенты, которые в своем предсмертном состоянии находились в состоянии недвижимости. Больной все равно имеет право даже в бессознательном состоянии не быть материалом для эксперимента. Для помощи в бессознательном состоянии право и необходимость имеет, а вот быть материалом для эксперимента – нет.
Но Дункану МакДугаллу, видимо, было все равно: когда пациент помещался на специальную кровать, весы устанавливались на нулевой отметке.
Марина Цветаева, стихотворение «Душа»:
Выше! Выше! Лови – лётчицу!
Не спросившись лозы – отческой
Нереидою по – лощется,
Нереидою в ла – зурь!
Лира! Лира! Хвалынь – синяя!
Полыхание крыл – в скинии!
Над мотыгами – и – спинами
Полыхание двух бурь!
Муза! Муза! Да как – смеешь ты?
Только узел фаты – веющей!
Или ветер страниц – шелестом
О страницы – и смыв, взмыл…
И покамест – счета – кипами,
И покамест – сердца – хрипами,
Закипание – до – кипени
Двух вспененных – крепись – крыл.
Так, над вашей игрой – крупною,
(Между трупами – и – куклами!)
Не́ общупана, не́ куплена,
Полыхая и пля – ша –
Шестикрылая, ра – душная,
Между мнимыми – ниц! – сущая,
Не задушена вашими тушами
Ду – ша!
(10 февраля 1923)
За показаниями весов следили вплоть до самой смерти больного. Доктор МакДугалл и еще четыре врача скрупулезно измеряли вес пациента до его смерти.
Потом это было опубликовано.
«Смерть пациента внезапно совпала с резким движением стрелки весов к нижнему краю шкалы, что сопровождалось даже слышимым ударом стрелки о нижний край шкалы весов, где стрелка и остановилась. Потеря в весе была установлена и равнялась тремя четвертям унции (21 грамм)».
Марина Цветаева
Когда обидой – опилась
Душа разгневанная,
Когда семижды зареклась
Сражаться с демонами –
Не с теми, ливнями огней
В бездну нисхлестнутыми:
С земными низостями дней.
С людскими косностями –
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!
Дуб богоборческий! В бои
Всем корнем шествующий!
Ивы-провидицы мои!
Березы-девственницы!
Вяз – яростный Авессалом,
На пытке вздыбленная
Сосна – ты, уст моих псалом:
Горечь рябиновая…
К вам! В живоплещущую ртуть
Листвы – пусть рушащейся!
Впервые руки распахнуть!
Забросить рукописи!
Зеленых отсветов рои…
Как в руки – плещущие…
Простоволосые мои,
Мои трепещущие!
(1922 г.)
После нескольких экспериментов доктор МакДугалл писал: «Неоспоримым результатом экспериментов, проводимых с участием умирающих пациентов, является доказательство того, что в момент смерти происходит внезапная потеря веса тела, что не может быть объяснено никакими естественными причинами. Действительно ли этот потерянный вес есть вещество души? Нам представляется, что это именно так и есть. И здесь мы имеем экспериментальное доказательство того, что вещество души может быть взвешено в момент, когда душа оставляет человеческое тело».
Интересно, знала ли Марина Цветаева об этом докторе. По-видимому, нет. Иначе обязательно бы гневно высмеяла его в своих текстах.
Но любопытно другое. Вот, кажется, Маяковский... Поэт нового времени, сперва новых ожиданий, потом нового строя, где нет места этому церковному понятию: душа.
Не он ли вместе с сотоварищами само это понятие упразднил? Ну не само слово «душа», конечно. А всё, что вокруг, и всё, что к самой сути этого понятия имеет отношение.
Хотя они, вожди российского футуризма – революционного искусства молодости – не в нее метили. Но получается, что по касательной и в нее.
Писали в своем манифесте, что вместе с уничтожением царского строя отныне отменяется и проживание искусства (дальше цитата) «в кладовых, сараях человеческого гения — дворцах, галереях, салонах, библиотеках, театрах».
И вроде всё хорошо – искусство выходит на улицы и площади и будет теперь написано «на перекрестках домовых стен, заборов, крыш, улиц наших городов, селений и на спинах автомобилей, экипажей, трамваев и на платьях всех граждан».
Кстати, у Малевича были эскизы росписей на одежде. На улицу это не ушло, но свои эксперименты Малевич все-таки поставил.
Так, например, известен факт, что он усаживал машинисток в пространствах, ограниченных стенами определенного цвета.
Ему было интересно, как как тот или иной цвет влияет на их работу, их утомляемость, на их настроение и их самочувствие.
Он даже делал прогнозы: вот у Елены Петровны начнется кашель через 20 минут, а, например, Ольга Карловна, наоборот, начнет печатать вдвое быстрее.
Казимир Малевич ( в стихотворении почти нет знаков препинания):
Но самым интересным из всего созданного
творческой волевой силы – Человек
Как будто для него всё создается как
материал. Чтобы создал то чего не может
создать та огромная творческая сила.
Как будто от ее рук уходят те маленькие
детали которые пальцы огромной силы
не смогут удержать.
Но сила делится временем и каждое деление
имеет свою новую форму.
И Сознание Человека становится другим и
мозг его более или менее морщинистый
Смысл человека в общем беге, то что мы
называем жизнью выполнить и заполнить те части
пространства общей постройки, которые не может
выполнить мировая творческая воля другим путем
Отсюда размышление разума о красоте
т. е. забота о меньшем о шатком ибо не на красоте
творятся вещи а на законе Красота – может украсить закон.
Но будучи понятием субъективным – а потому разным,
следовательно закон может быть украшен красотами разными,
но его не изменить.
(Также побудить из кристаллов другие формы)
Человек кроме создания творческих форм Мировой воли
Создает свою жизнь, что может быть [отнесено]
к Искусству уметь сделать себе обстановку.
В общем, в конце своих экспериментов он пришел в следующим выводам.
Он выяснил (или ему показалось), что белый цвет усиливает болевые ощущения и поэтому предложил всем известный ныне бирюзовый хирургический халат. Кстати, и идея оранжевого жилета тоже его: мы теперь по нему безошибочно опознаем дорожных рабочих.
Интересно, что он даже «душу» чашки разъял, как Моцарт гармонию. Ну или не разъял, а высвободил из этой чайно-кофейной посуды.
В 1927 году, когда он был в Германии, Малевич рассказал немцам, что однажды, по его словам, «художественной забавы ради», располовинил чашку.
Его жена сперва была недовольна (и ее можно понять), но потом, якобы, научилась зачерпывать получашкой муку из мешка. Ну ладно мука. А чай она тоже пила из получашки?
Всё стало служить мне, но не я
служу всем, ничто не служит мне
ибо я себе служу.
Вся жизнь из меня, и всё живет
мною и я всем живу
Но в теле своём я разорвал сознание
Свое, с деревом птицей
и насекомым. И мы стали разны
и разно видим мир
И я не могу проникнуть в них
и видеть мир их. Не уследил своё
размножение теряюсь в догадках
строю новый мир из пепла
земли,
Так сменяю
первобытный рай Нового мира
и в Шестой день создам себя
по образу Бога
Нет совершенства в Боге, ибо
Шестой день заключаю новый путь
свой в кольцо
Сейчас первый день сотворение
Нового измерения, основы начала
моего лика, преображенного в новом
бытие.
Но никто не видит и никто
не горит душою. И все проходят
мимо. А Дух живой несет пламя
дальше и дальше, все видят
звезды и Солнце, уже мертвое
ибо в новом преображении оно
Не нужно. В новом чуде нет
Ни солнца, ни звезд. Потух
рай.
Рождается око нового начала.
(Это еще одно стихотворение Казимира Малевича.)
Но что-то мы забыли про наших футуристов.
Писали они, что нужно сделать так, чтобы самоцветными радугами перекинулись краски на улицах и площадях от дома к дому. Чтоб облагораживали этим, попутно радуя, глаз и вкус прохожего.
Идея, конечно, прекрасная. Такие ожившие гигантские граффити. Цветная радость, музыка цвета. «Пусть улицы будут праздником искусства для всех».
Василий Каменский:
А ну-ко, робята-таланты,
Поэты,
Художники,
Музыканты,
Засучивайте кумачовые рукава!
Вчера учили нас Толстые да Канты, –
Сегодня звенит своя голова.
Поэты!
Давайте все пустые заборы,
Крыши, фасады, тротуары
Распишем во славу вольности,
Как мировые соборы
Творились под гениальные удары
Чудес от искусства. Молодости,
Расцветайте, была не была,
Во все весенние колокола.
Поэты – берите кисти, ну,
И афиши – листы со стихами.
По улицам с лестницей
Расклеивайте жизни истину,–
Будьте перед ней женихами –
Перед возвестницей.
Художники – Великие Бурлюки,
Прибивайте к домам карнавально
Ярчайшие свои картины,
Тащите с плакатами тюки,
Расписывайте стены гениально,
И площади, и вывески, и витрины.
Музыканты – ходите с постаментами,
Раздавайте ноты-законы,
Влезайте с инструментами
Играть перед народом на балконы.
Требуется устроить жизнь –
Раздольницу,
Солнцевейную, ветрокудрую,
Чтобы на песню походила,
На творческую вольницу,
На песню артельную, мудрую.
Самое простое и ясное дело:
Рабочих дней шесть, и я
Предлагаю всем круто и смело
Устраивать карнавалы и шествия
По праздникам отдыха,
Воспевая Революцию духа
Вселенскую
В общем, чтоб душа веселилась. И проникалась духом нового жизни.
Так что там, кстати, с «душой» у нашего Маяковского? В текстах.
Не он ли написал однажды: «Кто же решится опять напялить на себя эти кринолины вымирающих бабушек?». И предложил избавиться от истрепанных, изношенных слов, типа: светило, венец, очи, лоно, муза, любовь. Потому что стали они штампами.
Но от «души» вот избавиться не смог; уже не знаю, сколько она у нас всех весит.
Я искал ее,
невиданную душу,
чтобы в губы-раны
положить ее целящие цветы.
………………………………..
Впрочем,
раз нашел ее –
душу.
Вышла
в голубом капоте,
говорит:
«Садитесь!
Я давно вас ждала.
Не хотите ли стаканчик чаю?»
(Трагедия «Владимир Маяковский»)
Или вот еще, оттуда же, самое начало:
Вам ли понять,
почему я,
спокойный,
насмешек грозою
душу на блюде несу
к обеду идущих лет.
С небритой щеки площадей
стекая ненужной слезою,
я,
быть может,
последний поэт.
Замечали вы –
качается
в каменных аллеях
полосатое лицо повешенной скуки,
а у мчащихся рек
на взмыленных шеях
мосты заломили железные руки.
Небо плачет
безудержно,
звонко;
а у облачка
гримаска на морщинке ротика,
как будто женщина ждала ребенка,
а бог ей кинул кривого идиотика.
Пухлыми пальцами в рыжих волосиках
солнце изласкало вас назойливостью овода –
в ваших душах выцелован раб.
Я, бесстрашный,
ненависть к дневным лучам понёс в веках;
с душой натянутой, как нервы про̀вода,
я –
царь ламп!
Да и куда от нее денешься, от души? Она и болит, и ликует, и летит, и вылетает.
...Вообще интересно, что, например, Фома Аквинский различал два вида форм небесного, божественного: это формы бестелесные (то есть формы чистые) и формы материальные.
Так вот душа наша, душа человека, является, по его мнению, низшей из чистых, бестелесных форм и высшей из форм материальных. (Эк закрутил.)
«Благодаря такому расчленению понятий душа получает значение узлового пункта в мироздании, а человеку выпадает на долю почетное призвание – соединить в себе оба круга бытия». (Это он так пишет.)
В общем, душа наша человеческая рассматривалась Фомой Аквинским как такой посредник между миром и Творцом. Между материальным и духовным.
Ну а дальше самое интересное. Душ в природе несколько. И они частями в нашей душе тоже соединяются.
Это растительная (вегетативная) душа, которая есть у растений и отвечает за физиологические функции.
Николай Рубцов, «Цветы»:
По утрам умываясь росой,
Как цвели они! Как красовались!
Но упали они под косой,
И спросил я: – А как назывались? –
И мерещилось многие дни
Что-то тайное в этой развязке:
Слишком грустно и нежно они
Назывались – «анютины глазки».
Это животная (сенситивная) душа, она присуща животным и отвечает за чувственное восприятие.
Иван Бунин:
* * *
Густой зеленый ельник у дороги,
Глубокие пушистые снега.
В них шел олень, могучий, тонконогий,
К спине откинув тяжкие рога.
Вот след его. Здесь натоптал тропинок,
Здесь елку гнул и белым зубом скреб –
И много хвойных крестиков, остинок
Осыпалось с макушки на сугроб.
Вот снова след размеренный и редкий,
И вдруг – прыжок! И далеко в лугу
Теряется собачий гон – и ветки,
Обитые рогами на бегу...
О, как легко он уходил долиной!
Как бешено, в избытке свежих сил,
В стремительности радостно-звериной,
Он красоту от смерти уносил!
Ну и, собственно, принадлежащая только нам душа. Разумная. Ею наделён только человек.
И вот именно наша душа, обладая разумом, вмещает в себя и вегетативную, и сенситивную души.
Владимир Маяковский:
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – кто-то хочет, чтобы они были?
Значит – кто-то называет эти плевочки жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит –
чтоб обязательно была звезда! –
клянется –
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
Это, конечно, совершенно религиозное стихотворение.
Вообще есть ощущение, что в Маяковском была очень сильна эта необходимость веры.
Но если не в Бога (как он решил), то тогда в революцию.
То есть по большому счету, Маяковский именно религиозный поэт. Титан идеи. Подвижник Веры.
Другой уже вопрос к чему это его привело. Может, веру не ту выбрал?
Уже второй. Должно быть, ты легла.
В ночи Млечпуть серебряной Окою.
Я не спешу, и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить.
Как говорят, инцидент исперчен.
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете. И не к чему перечень
Взаимных болей, бед и обид.
Ты посмотри, какая в мире тишь.
Ночь обложила небо звездной данью.
В такие вот часы встаешь и говоришь
Векам, истории и мирозданью.
...Где-то тикают часы (в наше время они уже не тикают), пока он пишет этот текст, текст ложится на бумагу, чтоб потом уплыть в относительную вечность, переплыть пространство и время, достичь нашего времени и высветиться на экране сияющего компьютера. Оказаться в мире, где часы больше не тикают.
Корпусами фабричными, зычными
И отзывчивыми на зов…
Сокровенную, подъязычную
Тайну жён от мужей, и вдов
От друзей – тебе, подноготную
Тайну Евы от древа – вот:
Я не более чем животное,
Кем-то раненное в живот.
Жжет… Как будто бы душу сдернули
С кожей! Паром в дыру ушла
Пресловутая ересь вздорная,
Именуемая душа.
Христианская немочь бледная!
Пар! Припарками обложить!
Да ее никогда и не было!
Было тело, хотело жить,
Жить не хочет.
(Это из поэмы Цветаевой «Поэма конца»)
Вообще доктор Дункан МакДугалл представляется таким сумасшедшим доктором, если не доктором Зло.
Если поискать сведения, то окажется, что 10 апреля 1901 года он построил специальную кровать, которая представляла собой гигантские весы с высокой чувствительностью, до нескольких грамм.
Он клал на эту кровать последовательно шесть больных, находящихся в предсмертной стадии. (Кто ему позволил? Почему я, умирающий, должен быть подопытной крысой для какого-то вздорного эксперимента?)
Неважно, что, в основном, это были туберкулёзные пациенты, которые в своем предсмертном состоянии находились в состоянии недвижимости. Больной все равно имеет право даже в бессознательном состоянии не быть материалом для эксперимента. Для помощи в бессознательном состоянии право и необходимость имеет, а вот быть материалом для эксперимента – нет.
Но Дункану МакДугаллу, видимо, было все равно: когда пациент помещался на специальную кровать, весы устанавливались на нулевой отметке.
Марина Цветаева, стихотворение «Душа»:
Выше! Выше! Лови – лётчицу!
Не спросившись лозы – отческой
Нереидою по – лощется,
Нереидою в ла – зурь!
Лира! Лира! Хвалынь – синяя!
Полыхание крыл – в скинии!
Над мотыгами – и – спинами
Полыхание двух бурь!
Муза! Муза! Да как – смеешь ты?
Только узел фаты – веющей!
Или ветер страниц – шелестом
О страницы – и смыв, взмыл…
И покамест – счета – кипами,
И покамест – сердца – хрипами,
Закипание – до – кипени
Двух вспененных – крепись – крыл.
Так, над вашей игрой – крупною,
(Между трупами – и – куклами!)
Не́ общупана, не́ куплена,
Полыхая и пля – ша –
Шестикрылая, ра – душная,
Между мнимыми – ниц! – сущая,
Не задушена вашими тушами
Ду – ша!
(10 февраля 1923)
За показаниями весов следили вплоть до самой смерти больного. Доктор МакДугалл и еще четыре врача скрупулезно измеряли вес пациента до его смерти.
Потом это было опубликовано.
«Смерть пациента внезапно совпала с резким движением стрелки весов к нижнему краю шкалы, что сопровождалось даже слышимым ударом стрелки о нижний край шкалы весов, где стрелка и остановилась. Потеря в весе была установлена и равнялась тремя четвертям унции (21 грамм)».
Марина Цветаева
Когда обидой – опилась
Душа разгневанная,
Когда семижды зареклась
Сражаться с демонами –
Не с теми, ливнями огней
В бездну нисхлестнутыми:
С земными низостями дней.
С людскими косностями –
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!
Дуб богоборческий! В бои
Всем корнем шествующий!
Ивы-провидицы мои!
Березы-девственницы!
Вяз – яростный Авессалом,
На пытке вздыбленная
Сосна – ты, уст моих псалом:
Горечь рябиновая…
К вам! В живоплещущую ртуть
Листвы – пусть рушащейся!
Впервые руки распахнуть!
Забросить рукописи!
Зеленых отсветов рои…
Как в руки – плещущие…
Простоволосые мои,
Мои трепещущие!
(1922 г.)
После нескольких экспериментов доктор МакДугалл писал: «Неоспоримым результатом экспериментов, проводимых с участием умирающих пациентов, является доказательство того, что в момент смерти происходит внезапная потеря веса тела, что не может быть объяснено никакими естественными причинами. Действительно ли этот потерянный вес есть вещество души? Нам представляется, что это именно так и есть. И здесь мы имеем экспериментальное доказательство того, что вещество души может быть взвешено в момент, когда душа оставляет человеческое тело».
Интересно, знала ли Марина Цветаева об этом докторе. По-видимому, нет. Иначе обязательно бы гневно высмеяла его в своих текстах.
Но любопытно другое. Вот, кажется, Маяковский... Поэт нового времени, сперва новых ожиданий, потом нового строя, где нет места этому церковному понятию: душа.
Не он ли вместе с сотоварищами само это понятие упразднил? Ну не само слово «душа», конечно. А всё, что вокруг, и всё, что к самой сути этого понятия имеет отношение.
Хотя они, вожди российского футуризма – революционного искусства молодости – не в нее метили. Но получается, что по касательной и в нее.
Писали в своем манифесте, что вместе с уничтожением царского строя отныне отменяется и проживание искусства (дальше цитата) «в кладовых, сараях человеческого гения — дворцах, галереях, салонах, библиотеках, театрах».
И вроде всё хорошо – искусство выходит на улицы и площади и будет теперь написано «на перекрестках домовых стен, заборов, крыш, улиц наших городов, селений и на спинах автомобилей, экипажей, трамваев и на платьях всех граждан».
Кстати, у Малевича были эскизы росписей на одежде. На улицу это не ушло, но свои эксперименты Малевич все-таки поставил.
Так, например, известен факт, что он усаживал машинисток в пространствах, ограниченных стенами определенного цвета.
Ему было интересно, как как тот или иной цвет влияет на их работу, их утомляемость, на их настроение и их самочувствие.
Он даже делал прогнозы: вот у Елены Петровны начнется кашель через 20 минут, а, например, Ольга Карловна, наоборот, начнет печатать вдвое быстрее.
Казимир Малевич ( в стихотворении почти нет знаков препинания):
Но самым интересным из всего созданного
творческой волевой силы – Человек
Как будто для него всё создается как
материал. Чтобы создал то чего не может
создать та огромная творческая сила.
Как будто от ее рук уходят те маленькие
детали которые пальцы огромной силы
не смогут удержать.
Но сила делится временем и каждое деление
имеет свою новую форму.
И Сознание Человека становится другим и
мозг его более или менее морщинистый
Смысл человека в общем беге, то что мы
называем жизнью выполнить и заполнить те части
пространства общей постройки, которые не может
выполнить мировая творческая воля другим путем
Отсюда размышление разума о красоте
т. е. забота о меньшем о шатком ибо не на красоте
творятся вещи а на законе Красота – может украсить закон.
Но будучи понятием субъективным – а потому разным,
следовательно закон может быть украшен красотами разными,
но его не изменить.
(Также побудить из кристаллов другие формы)
Человек кроме создания творческих форм Мировой воли
Создает свою жизнь, что может быть [отнесено]
к Искусству уметь сделать себе обстановку.
В общем, в конце своих экспериментов он пришел в следующим выводам.
Он выяснил (или ему показалось), что белый цвет усиливает болевые ощущения и поэтому предложил всем известный ныне бирюзовый хирургический халат. Кстати, и идея оранжевого жилета тоже его: мы теперь по нему безошибочно опознаем дорожных рабочих.
Интересно, что он даже «душу» чашки разъял, как Моцарт гармонию. Ну или не разъял, а высвободил из этой чайно-кофейной посуды.
В 1927 году, когда он был в Германии, Малевич рассказал немцам, что однажды, по его словам, «художественной забавы ради», располовинил чашку.
Его жена сперва была недовольна (и ее можно понять), но потом, якобы, научилась зачерпывать получашкой муку из мешка. Ну ладно мука. А чай она тоже пила из получашки?
Всё стало служить мне, но не я
служу всем, ничто не служит мне
ибо я себе служу.
Вся жизнь из меня, и всё живет
мною и я всем живу
Но в теле своём я разорвал сознание
Свое, с деревом птицей
и насекомым. И мы стали разны
и разно видим мир
И я не могу проникнуть в них
и видеть мир их. Не уследил своё
размножение теряюсь в догадках
строю новый мир из пепла
земли,
Так сменяю
первобытный рай Нового мира
и в Шестой день создам себя
по образу Бога
Нет совершенства в Боге, ибо
Шестой день заключаю новый путь
свой в кольцо
Сейчас первый день сотворение
Нового измерения, основы начала
моего лика, преображенного в новом
бытие.
Но никто не видит и никто
не горит душою. И все проходят
мимо. А Дух живой несет пламя
дальше и дальше, все видят
звезды и Солнце, уже мертвое
ибо в новом преображении оно
Не нужно. В новом чуде нет
Ни солнца, ни звезд. Потух
рай.
Рождается око нового начала.
(Это еще одно стихотворение Казимира Малевича.)
Но что-то мы забыли про наших футуристов.
Писали они, что нужно сделать так, чтобы самоцветными радугами перекинулись краски на улицах и площадях от дома к дому. Чтоб облагораживали этим, попутно радуя, глаз и вкус прохожего.
Идея, конечно, прекрасная. Такие ожившие гигантские граффити. Цветная радость, музыка цвета. «Пусть улицы будут праздником искусства для всех».
Василий Каменский:
А ну-ко, робята-таланты,
Поэты,
Художники,
Музыканты,
Засучивайте кумачовые рукава!
Вчера учили нас Толстые да Канты, –
Сегодня звенит своя голова.
Поэты!
Давайте все пустые заборы,
Крыши, фасады, тротуары
Распишем во славу вольности,
Как мировые соборы
Творились под гениальные удары
Чудес от искусства. Молодости,
Расцветайте, была не была,
Во все весенние колокола.
Поэты – берите кисти, ну,
И афиши – листы со стихами.
По улицам с лестницей
Расклеивайте жизни истину,–
Будьте перед ней женихами –
Перед возвестницей.
Художники – Великие Бурлюки,
Прибивайте к домам карнавально
Ярчайшие свои картины,
Тащите с плакатами тюки,
Расписывайте стены гениально,
И площади, и вывески, и витрины.
Музыканты – ходите с постаментами,
Раздавайте ноты-законы,
Влезайте с инструментами
Играть перед народом на балконы.
Требуется устроить жизнь –
Раздольницу,
Солнцевейную, ветрокудрую,
Чтобы на песню походила,
На творческую вольницу,
На песню артельную, мудрую.
Самое простое и ясное дело:
Рабочих дней шесть, и я
Предлагаю всем круто и смело
Устраивать карнавалы и шествия
По праздникам отдыха,
Воспевая Революцию духа
Вселенскую
В общем, чтоб душа веселилась. И проникалась духом нового жизни.
Так что там, кстати, с «душой» у нашего Маяковского? В текстах.
Не он ли написал однажды: «Кто же решится опять напялить на себя эти кринолины вымирающих бабушек?». И предложил избавиться от истрепанных, изношенных слов, типа: светило, венец, очи, лоно, муза, любовь. Потому что стали они штампами.
Но от «души» вот избавиться не смог; уже не знаю, сколько она у нас всех весит.
Я искал ее,
невиданную душу,
чтобы в губы-раны
положить ее целящие цветы.
………………………………..
Впрочем,
раз нашел ее –
душу.
Вышла
в голубом капоте,
говорит:
«Садитесь!
Я давно вас ждала.
Не хотите ли стаканчик чаю?»
(Трагедия «Владимир Маяковский»)
Или вот еще, оттуда же, самое начало:
Вам ли понять,
почему я,
спокойный,
насмешек грозою
душу на блюде несу
к обеду идущих лет.
С небритой щеки площадей
стекая ненужной слезою,
я,
быть может,
последний поэт.
Замечали вы –
качается
в каменных аллеях
полосатое лицо повешенной скуки,
а у мчащихся рек
на взмыленных шеях
мосты заломили железные руки.
Небо плачет
безудержно,
звонко;
а у облачка
гримаска на морщинке ротика,
как будто женщина ждала ребенка,
а бог ей кинул кривого идиотика.
Пухлыми пальцами в рыжих волосиках
солнце изласкало вас назойливостью овода –
в ваших душах выцелован раб.
Я, бесстрашный,
ненависть к дневным лучам понёс в веках;
с душой натянутой, как нервы про̀вода,
я –
царь ламп!
Да и куда от нее денешься, от души? Она и болит, и ликует, и летит, и вылетает.
...Вообще интересно, что, например, Фома Аквинский различал два вида форм небесного, божественного: это формы бестелесные (то есть формы чистые) и формы материальные.
Так вот душа наша, душа человека, является, по его мнению, низшей из чистых, бестелесных форм и высшей из форм материальных. (Эк закрутил.)
«Благодаря такому расчленению понятий душа получает значение узлового пункта в мироздании, а человеку выпадает на долю почетное призвание – соединить в себе оба круга бытия». (Это он так пишет.)
В общем, душа наша человеческая рассматривалась Фомой Аквинским как такой посредник между миром и Творцом. Между материальным и духовным.
Ну а дальше самое интересное. Душ в природе несколько. И они частями в нашей душе тоже соединяются.
Это растительная (вегетативная) душа, которая есть у растений и отвечает за физиологические функции.
Николай Рубцов, «Цветы»:
По утрам умываясь росой,
Как цвели они! Как красовались!
Но упали они под косой,
И спросил я: – А как назывались? –
И мерещилось многие дни
Что-то тайное в этой развязке:
Слишком грустно и нежно они
Назывались – «анютины глазки».
Это животная (сенситивная) душа, она присуща животным и отвечает за чувственное восприятие.
Иван Бунин:
* * *
Густой зеленый ельник у дороги,
Глубокие пушистые снега.
В них шел олень, могучий, тонконогий,
К спине откинув тяжкие рога.
Вот след его. Здесь натоптал тропинок,
Здесь елку гнул и белым зубом скреб –
И много хвойных крестиков, остинок
Осыпалось с макушки на сугроб.
Вот снова след размеренный и редкий,
И вдруг – прыжок! И далеко в лугу
Теряется собачий гон – и ветки,
Обитые рогами на бегу...
О, как легко он уходил долиной!
Как бешено, в избытке свежих сил,
В стремительности радостно-звериной,
Он красоту от смерти уносил!
Ну и, собственно, принадлежащая только нам душа. Разумная. Ею наделён только человек.
И вот именно наша душа, обладая разумом, вмещает в себя и вегетативную, и сенситивную души.
Владимир Маяковский:
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – кто-то хочет, чтобы они были?
Значит – кто-то называет эти плевочки жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит –
чтоб обязательно была звезда! –
клянется –
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
Это, конечно, совершенно религиозное стихотворение.
Вообще есть ощущение, что в Маяковском была очень сильна эта необходимость веры.
Но если не в Бога (как он решил), то тогда в революцию.
То есть по большому счету, Маяковский именно религиозный поэт. Титан идеи. Подвижник Веры.
Другой уже вопрос к чему это его привело. Может, веру не ту выбрал?
Уже второй. Должно быть, ты легла.
В ночи Млечпуть серебряной Окою.
Я не спешу, и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить.
Как говорят, инцидент исперчен.
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете. И не к чему перечень
Взаимных болей, бед и обид.
Ты посмотри, какая в мире тишь.
Ночь обложила небо звездной данью.
В такие вот часы встаешь и говоришь
Векам, истории и мирозданью.
...Где-то тикают часы (в наше время они уже не тикают), пока он пишет этот текст, текст ложится на бумагу, чтоб потом уплыть в относительную вечность, переплыть пространство и время, достичь нашего времени и высветиться на экране сияющего компьютера. Оказаться в мире, где часы больше не тикают.