Мария Ватутина
Двадцать пять лет назад в один из старых кабинетов Литературного института, где занимался наш семинар, кабинет, похожий больше на зал тайного ордена, вошел миниатюрный пожилой человек в кепке и встал во главе длинного овального стола, за которым уместилось человек двадцать. Остальные сидели по периметру комнаты под стенами, обитыми темным шпоном.
Он был среднего роста, но очень худой и, казалось, хрупкий. И очень улыбчивый. У него уже пролегли солнечные мимические морщинки, и поэтому, даже когда он не улыбался, все равно лицо его сохраняло следы веселого нрава.
Он читал нам стихи и потом подписывал книги. Но ещё тогда мне показалось, что в нём дремлет какое-то саднящее чувство недопонятости, нереализованности и одиночества.
Порой проснёшься ночью – хоть завой! –
Как будто ты в полях смертельно ранен.
Подумаешь: а кто ещё живой?
Неужто только Бондарев да Гранин?
Потом я увидела это состояние и у других старших товарищей, чья братия стала расходится по иным мирам на наших глазах.
Хотя, казалось бы, грех жаловаться поэту, чьи песни пели и поют многие поколения сограждан и даже в других странах мира. Вот и тогда он начал встречу с этого:
– Я люблю тебя, жизнь…
Судьба Константина Яковлевича Ваншенкина очень похожа на судьбу моей бабушки, с которой они были ровесниками. Он – 1925 года рождения. Родился 17 декабря.
Правда, Константин Ваншенкин в детские годы много ездил по разным городам СССР, куда отправляли на работу его отца – инженера, а моя бабушка жила себе на Бауманской и училась в одной и той же школе все девять классов. Но, когда началась война, моя бабушка ушла на фронт медсестрой, а Константин Яковлевич успел поучиться и в десятом. Проучился недолго, ушёл на фронт в середине года. Им потом засчитают это недоученное время, зачтут, как полное среднее образование.
Потом в жизни Ваншенкина – простого московского паренька была война. Услышал выступление Молотова. «…Первым днём мобилизации считать 23 июня 1941 года». Ему ещё не было семнадцати, поэтому и сперва остался в десятом классе. Отец работал на заводе под Москвой.
Вся жестокость момента заключалась в том, что Константин Яковлевич был на войне десантником, служил в ВДВ. Ведь это значит, что он убивал – много и в близком бою. Не издалека, стреляя по врагу автоматной очередью, а лично, глядя глаза в глаза. А стихи он начал писал в детстве, и это, в свою очередь значит, что он уже был человеком с распахнутой душой, отзывавшейся на боль и зло, на святое – например, человеческую жизнь. Но, думаю, духовное здоровье взяло верх, и ударения были расставлены правильно: мы их сюда не звали.
Мне запомнился рассказ поэта о том, как после Десантного училища он попал в формирующуюся десантную бригаду – в лесах под Москвой. Засекреченное место, подготовка, суровая жизнь в землянках. Но вдруг Ваншенкин увидел, что по территории ходят девушки, женщины, а кто-то из солдат читает письма. Он спросил. Ему сказали, как написать матери, чтобы она смогла тоже добраться до расположения бригады. И мать приехала. И тут Ваншенкин в интервью говорит, что за подобную информацию в письмах был положен трибунал. И это значит, те, кто проверял эти письма – сопереживали мальчишкам, которым давался шанс ещё раз увидеть родных. Ваншенкин восклицает: «Вот это чувство всенародного единства здесь и присутствовало».
Особо важна в творчестве Ваншенкина поствоенная лирика. Известен этот эффект, когда люди лишь спустя несколько лет после войны начинали писать истинно великие произведения о своём фронтовом опыте.
Его стихи просты и реалистичны. Но есть в них поэзия высокой пробы, глубина. А ведь это как раз самое трудное – при внешней ясности и краткости стихов, через картинку, зарисовок, через небольшой образ – так говорить о памяти, о любви, о верности и печали. И тем более о войне. Почитайте стихотворение, которое начинается так:
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далёкие года...
Мой друг мне крикнул: – Есть махорка?
А я ему: – Иди сюда!..
А ведь и о моей бабушке и её подругах по медсанчасти написал Ваншенкин. Он был с ними рядом. Он их видел, и теперь у меня два свидетеля – она и он. И поэтому эти свидетельства – неопровержимы.
К ПОРТРЕТУ
Той давней, той немыслимой весной,
В любви мужской почти не виноватая,
У низенькой земляночки штабной
Стоишь ты, фронтовая, франтоватая.
Теперь смотрю я чуть со стороны:
Твой тихий взгляд, и в нём оттенок вызова,
А ноги неестественно стройны,
Как в удлинённом кадре телевизора.
Кудряшки – их попробуй накрути! –
Торчат из-под пилотки в напряжении.
И две твои медали на груди
Почти в горизонтальном положении.
В тот промелькнувший миг над фронтом тишь.
Лишь где-то слабый писк походной рации.
И перед объективом ты стоишь,
Решительно исполненная грации.
После войны Ваншенкин учился в геологоразведочном институте, но перешел из него и окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Как раз в год смерти Сталина. Это ещё один рубеж. Он уже публиковался, пока учился в Литинституте, что в советской стране никогда не было простым делом: пробиться в журналы. А потом было около двадцати книг, государственные премии и, конечно, огромное количество песен.
Почему песни на его стихи так любимы в народе? Могу предположить, что здесь как нельзя кстати пришлась та поэтическая ясность стихов Ваншенкина, внешняя незамысловатость, яркие образы и глубоко народная мудрость его стихов. Я сама заметила, выступая в разных уголках страны, что такую поэзию люди воспринимают с особым одобрением. Эта поэзия – без зауми, без бравирования интеллектом, неброская, но мудрая – людям ближе.
Константин Ваншенкин писал и прозу: рассказы и повести, воспоминания, а также очень любопытные заметки о поэзии («Непонятливая Лика» (1996)).
Стихи Ваншенкина, как правило, это небольшой сценарий от начала до конца. Вот герой приезжает после войны к однополчанину в село. А друг лежит спокойно в грядках где-то, потом за ним приезжают из колхоза, он, оказывается, агроном. Какая мирная профессия! И всё в этом стихотворении не говорит, а показывает – что такое мирная жизнь. И хоть иногда агроном, работающий в поле, и видит солдатиков, пылящих строем по дороге, это входит в картину мирной жизни, но в которой ещё помнят войну.
А вот просто идеальный драматургический отрывок. Герой приезжает к вдове погибшего комбата, навестить и отдать дань памяти. А она оказывается очень красивой женщиной. Сначала герой начинает ненавидеть и её, и убранный дом, где скоро начнётся новая жизнь, новая семья, а потом меняет своё отношение, засмотревшись на эту женщину, так она хороша, что мелькнула мысль – остаться. Финал абсолютно кинематографичен:
…Он под дождём слегка согнулся,
Пошел, минуя мокрый сад.
Сдержался и не оглянулся
На дом, где прежде жил комбат.
Ещё одно свойство Ваншенкина – останавливать киноленту и показывать в стоп-кадре то, что мы без него никогда бы не увидели. Вот едут в вагоне солдаты с Победой. Лейтенанта держат за ремень, а он моется, свесившись в дверной проем. Вот как заканчивается стихотворение:
…Военного пота и пыли
Усердно смывал он следы –
Весной сорок пятого года,
Своею удачей храним...
Солдаты стрелкового взвода,
Как в раме, стояли за ним.
Константин Яковлевич был счастливо женат ещё со времен Литинститута на поэтессе Инне Гофф. Как ни странно, Инна Анатольевна была равновеликим поэтом и таким же равновеликим автором стихов к песням. Одно только её «Русское поле» стоит дорогого. Инна Гофф ушла из жизни намного раньше Константина Яковлевича, в 1991 году, и он тяжело переживал её уход.
Отдельное спасибо поэту за изложение в доходчивой поэтической форме очень ныне актуальной мысли о том, что делать из поэзии цирк – невозможно и низко.
* * *
В поэзии – пора эстрады,
Её ликующий парад.
Вы, может, этому и рады,
Я вовсе этому не рад.
Мне этот жанр неинтересен,
Он словно мальчик для услуг.
Как тексты пишутся для песен,
Так тексты есть для чтенья вслух…
Поэт для вящего эффекта
Молчит с минуту (зал притих),
И вроде беглого конспекта
Звучит эстрадный рыхлый стих.
Здесь незначительная доза
Самой поэзии нужна.
Но важен голос, жест и поза
Определённая важна.
В этом стихотворении хочется жирным выделить слово «незначительная» – поскольку поэзии в поэтических шоу, баттлах, слэмах маловато. Речь, конечно, не об умении читать свои стихи со сцены, а именно о поэзии как развлечении.
Я много раз замечала, что, чем поэт становится старше, тем лаконичней он выражает свои мысли. И ведь это не от угасания творческого поиска, а от того, что язык делает с человеком, всю жизнь его возделывающим, словно сад или поле. Человек становится способным настолько мощно отделять важное от неважного в мыслях и в словах, что стихи могут показаться сдержанными и простыми. Но на самом деле, это и есть высшее мастерство, почитайте Кублановского, Волгина, Ваншенкина, Слуцкого, Рейна и других.
Но Ваншенкин – ещё и мастер пейзажа. Этого у него не отнять. Я читаю много стихов участников поэтических конкурсов. Больше половины – пейзажная лирика. А чего мы, москвичи, хотим? Эти авторы видят природу воочию. А мы только в окне поезда. Но зачастую такая пейзажная лирика – ни о чём. Другая крайность, автор начинает судорожно одушевлять природу, время года, снегопад, вместо того чтобы сделать только им увиденную и осмысленную пейзажную зарисовку. Какой масштаб картины, описанной всего в четырёх этих строчках Ваншенкина:
Лишь порой взлетает ворон круто,
Потревожив царственную ель,
И бушует целую минуту
Маленькая тихая метель.
За два дня до дня рождения поэта, 15 декабря 2012 года, я с несколькими десятками собратьев по литературному цеху находилась в пансионате «Сосны», где многие годы проходит Конгресс русской словесности. Как у поэтов водится, ближе к вечеру, после семинаров и выступлений мы собирались в одном из просторных номеров для совместного распития вина и исполнения любимых песен. Незадолго до назначенного времени я узнала, что умер Ваншенкин. Захотелось выписать слова его песен, чтобы вечером никто не запинался. Эта тетрадка так и осталась мне на память. Мы помянули поэта и стали петь песни на его замечательные стихи, которые совершенно неотделимы теперь от нашего народа и никогда не сотрутся из памяти. Помните, фильм «Женщины» с Ниной Сазоновой, где звучит «Вальс расставания»:
Слышишь, тревожные дуют ветра?
Нам расставаться настала пора…
Вот такое было расставание с поэтом. Потом мы как-то вспоминали Константина Яковлевича в передаче «Игра в бисер» с его учениками и товарищами. А ещё до этого устроили вечер памяти в Литературном салоне «Булгаковский дом». Приходила дочь поэта Галина, она художник-график. Были изданы новые сборники стихов Ваншенкина.
Давайте и мы с вами вспомним ещё раз этого чудесного поэта – поэта чистого звука и доброй улыбки.