Современная литература
Современная литература
Поэзия

Троеточия

Дмитрий Воденников

У этой колонки название «Троеточия», у января – морда снежного барса, у августа – профиль трамвая, а у поэта Александра Кабанова есть стихотворение:

***

У августа – профиль трамвая, он поздний ребенок, бастард.
…и сдвинулась точка живая, и мёртвая вышла на старт.
А средняя точка, в которой намешано всякой воды -
осталась в детдоме за шторой и плакала до темноты.

Гремит поцарапанный, грязный, малиновый август во тьме.
Прощай троеточие здравствуй прижмись запятая ко мне
Трясутся колени от штрафа, и хочется дать стрекача,
и выскочить у телеграфа, у Льва Николаевича…

Там всё хорошо: и это «и плакала до темноты», и это требование без знака препинания «прижмись запятая ко мне», но лучше всего там «у Льва Николаевича». Ты должен прочитать последнюю строчку по слогам. Так уж сделал автор, так нам велел. По-другому просто не получится. «...у Льва Никола-е-ви-ча». Чтоб со «стрекача» срифмовалось.
Какая-то посетительница стиховых сайтов, где это стихотворение опубликовано, написала под ним: «Надо закончить на «прижмись запятая ко мне». Тогда ранит, пронзает, обжигает!»

Это всё, что надо знать про посетителей подобных сайтов. Ишь, обожги её. С полной её словесной глухотой. Но зато готов совет.

Простим её, темную. Она ничего не понимает в стихах, впрочем, она и не должна. Но последние строчки – это-то и есть самое главное.

...К вопросу о читателях.

Я однажды написал в «Книге рун»:

«Я наконец понял, почему меня так крутит после любого общения с чужими людьми. Легче всего это объяснить на примере.

Вот только представить себе, что ты – средневековый колдун или ведьмак. И вместо того, чтобы тебя сжечь, как и положено, или хотя бы прийти за конкретной помощью (ну там подлечиться или скот вернуть), – к тебе почему-то присылают людей, которые якобы хотят овладеть секретом твоей магии (о тебе что-то слышали, дали им такое задание, или сами идут, неважно), что-то понять…
Ну присылают и присылают. Надо так надо.
Люди приходят, и ты начинаешь: вот я беру котел – зажигаю костер – ставлю котел на огонь…

– Ясно, – говорят люди. – Это чертовски интересно. Все поняли. Спасибо, что уделили свое драгоценное время. Так и запишем.

После чего люди сразу уходят, передают из уст в уста, где-то пишут, сплетничают, между собой говорят, кто-то слышит – и опять к тебе – то ли присылают, то ли сами идут, неважно.

И ты, как дурак, говоришь: Ну вот, значит, беру я котел, разжигаю костер, ставлю котел на огонь…

И все повторяется снова.

…Я понимаю, что и люди, и ты сам, и все-все только так и живут. Но ещё ты понимаешь, что для колдовства, для жизни, для этого всего – кроме котла, костра и огня – нужно ещё, допустим, третий день в начале первого лунного месяца, когда за мельницей у реки расцветет такой-то и такой-то неприметный цветок… Или что нужно взять воду для котелка именно в этом колодце и положить туда прах именно от этой соседской кошки (а никак не от другой)… И только через левое плечо.
Ну и так далее. И всё что-то в этом духе.

И небольшая беда, что эти секреты и особенно-то никому не нужны или совсем непонятны. И небольшая беда, что все эти походы к тебе – сплошная профанация и завихривание пустоты. Твоей, в том числе.
И уж точно неважно, что мир востребует от тебя только одну сотую (причем какой-то уж совсем очевидной мути). В конце концов – хоть какая-то польза от этого всего есть: рано или поздно – когда одряхлеешь – помогут тебе городские власти и забор поправить, и дров привезут.

А беда в том, что удивительно скучно и тошно из года в год (из века в век) повторять, как каторжный: “Значит, беру котелок, развожу костер – ставлю котел на огонь…” – и так до бесконечности.
От этого и крутит».

Сейчас я не очень понимаю эти свои ламентации. Скажите, пожалуйста: крутит его. Попей водички и перестанет крутить. Какие все нежные.

Но, с другой стороны, прочитав советы поэтической дамы под стихотворением Александра Кабанова, думаю, что не такую уж нервическую чушь я написал. Взять бы свой котелок и настучать некоторым по их глупой голове.

***

Так, вкладываешь персты в каждую рану,
А вынимаешь какие-то ветки,
Жухлые ватки,
Обсосанные конфетки,
Похожие на мочало;
И этот обмен кажется неравноценным
Лишь поначалу.

Это стихотворение Евгении Риц.

«Риц стремится прорваться к внесловесному опыту. В её стихотворениях прекрасно используется многозначность языка. <...> Риц – филолог, и ей это очень помогает. <...> Слушание, в котором голос теряет громкость, но набирает высоту. Стихи Евгении Риц – научение «шороху и песку», которое не приводит к потере ни личности, ни личной связи с миром, а, наоборот, только через них и возможно». Так говорит про неё критик Александр Уланов.

Мне нравится тут про потерю громкости и про научение «шороху и песку».
(«Ну я и навел шороху». «Ну я и навел песку».)

* * *

Сегодня праздник Рош Гашона,
И все усатые старухи
Наденут платья из шифона,
Из шифоньера извлекая.
У них такая жизнь сякая,
Что не такая, как у нас.
У них повсюду им местечко,
У них гешефты и родня,
И очень грустно мне, конечно,
О том, что с ними нет меня.

(Это опять Евгения Риц.)

Вы чувствуете, как здесь тоже много невидимых, не проставленных троеточий? (Кстати, «Троеточия» – это название того стихотворения Александра Кабанова про Льва Никола-е-ви-ча.) Из троеточий часто и рождается текст.

Троеточие – это умолчание. Троеточие – это метель. Троеточие – это возможность не постареть.

Прочитал тут однажды в одном комментарии в Facebook:

«...я вот читала про моллюсков глубоководных, у которых, якобы, нет гена старения. То есть они могли бы жить вечно. Если бы не раковина. Раковина со временем утолщается, моллюск растет. И однажды раковина его душит».

Нас душит отсутствие воздуха, пауз, молчания, троеточий. (На самом деле никогда их не ставьте, они смотрятся плохо, я уже однажды писал об этом: они хороши только в начале абзаца. Но сами они в тексте должны быть – не проставленные.)

Так Белла Ахмадулина однажды закончила свое вступительное слово к книге «Избранное»: «Я жила на этом свете и старалась быть лучше».

По-моему, это самое крутое, что сказано на русском языке. И в этом тоже есть троеточие.
В него уместилось всё: и долгота жизни, и попытка, и её неудача. Ну и уже упомянутая не к ночи метель.

* * *

Опять опять
Метель метель
Теперь опять
Теперь опять
Метель –
Теперь оттепель
Теперь опять метель

Это стихотворение Всеволода Николаевича Некрасова, он давно уже умер. Но в этом стихотворении как бы очерчен круг политических возможностей советского человека. Оттепель – это не слякоть, это хрущевская оттепель. С другой стороны – это просто стишок про погоду. Человек сидит у окна и видит: опять метель, и еще два месяца будет та же история. Может, и в марте вернется.

Такое двойное прочтение. То ли про погоду, то ли про государство. В снегу и не разберешь. Маша, поставь чайник.

А метель пришла, закружила и не заметила ни Льва Никола-е-ви-ча, ни Всеволода Николаевича, ни государство, ни чайник, ни тебя.