Спросили меня однажды:
«А вы знали, что Цветаева любила котлеты и говорила: "Мы – котлетная семья!". Прочитал в книжке "Парижские мальчики в сталинской Москве". Хотя она и крабов любила, но котлеты, мне кажется, чуть больше».
Уточнил. И правда.
«В Париже, и в Москве главным блюдом на столе у Эфронов были котлеты: "…наша семья – котлетная", – писала Цветаева. Редкий день обходился у них без котлет. В Париже Цветаева готовила их сама, а в Москве покупала готовые (жареные). Мясокомбинат имени Микояна освоил выпуск московских котлет. Их тогда продавали в буфетах, в столовых, в магазинах и даже (трудно представить!) на рынках и на улицах. Стоили они 50 копеек за штуку, и разбирали их быстро. Еще в 1938-м мясокомбинат выпускал 400 000 котлет в сутки и планировал увеличить их выпуск до миллиона! Удалось ли это? Данных не нашел».
Странное происшествие
Однажды,
Точнее, когда-то и где-то
С голодным Котом
Повстречалась Котлета.
Котлета, представьте,
Всплеснула руками: –
Ах, как же я счастлива
Встретиться с вами!
Ах,
Если б вы знали,
Как жаждут Котлеты
Узнать ваши тайны
И ваши секреты!
Скажите скорее,
Какого вы рода?
Вернее –
Какого вы времени года:
Кот осени вы?
Кот весны?
Кот зимы?
А может быть,
Тоже Кот лета,
Как мы?
А может быть,
Вы
Даже Кот – Круглый Год?
А может быть,
Может быть,
Вы – Антрекот? Кот
Лишь улыбнулся ей
Вместо ответа –
И сразу
Куда-то
Исчезла Котлета…
(Борис Заходер)
Недавно по Сети прокатилась череда старых фотографий: открытие в Москве первого «Макдональдса». 1990 год, огромная очередь. Часы стояний в ней перед первым рестораном, чтобы попробовать котлету made in USA. Там еще упаковка красивая. И картошка фри. И шипучая «Кока-кола».
Мало кто помнил, что первые бургеры в той же Москве продавались в 1937 году. Советский гамбургер от Наркомпищепрома СССР назывался «Горячая Московская котлета» и стоил всего 50 копеек.
В народе их называли «котлеты Микояна».
... Но котлеты любила не только Цветаева.
Александр Пушкин, «Из письма к Соболевскому»:
У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони,
Да яичницу свари.
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке.
Жареных котлет отведай (именно котлет)
И отправься налегке.
Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленькой кусок.
Яжельбицы – первая станция после Валдая.
– В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.
Это стихотворение 1826 года.
Но откуда вдруг в 1937 эти котлеты вдруг появились на улицах Москвы?
А это всё опять Анастас Иванович Микоян, нарком снабжения, нарком пищевой промышленности, нарком внешней торговли, заместитель председателя Совнаркома. Микоян много оставил воспоминаний, в том числе и «Так было. Размышления о минувшем», где и рассказал, как в СССР появились аналоги американского гамбургера.
Сталин предложил Микояну поехать в Америку изучить опыт США в области пищевой промышленности. Чтобы его перенять.
Рассказывают, что во время поездки произошел забавный случай. В Америку делегация ехала через Польшу, Бельгию, Германию и Францию. На берлинском вокзале Микоян заметил, что на них оборачиваются и с удивлением смотрят немцы. Дело в том, что вся советская делегация была в одинаковых шляпах, одинаковых ботинках и костюмах, одного цвета и фасона. Эту одежду и обувь «на европейский манер» членам делегации сшили специально для поездки.
Кстати, смысл гамбургера – чтоб он был везде одинаков: в Америке ли, в России ли, или в Испании.
Андрей Белый, «Станция»:
Вокзал: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
С ним дама мило шутит,
Обдернув свой корсаж, –
Кокетливо закрутит
Изящный саквояж.
А там: – сквозь кустик мелкий
Бредет он большаком.
Мигают злые стрелки
Зелененьким глазком.
Отбило грудь морозом,
А некуда идти: –
Склонись над паровозом
На рельсовом пути!
Никто ему не внемлет.
Нигде не сыщет корм.
Вон: – станция подъемлет
Огни своих платформ.
Выходят из столовой
На волю погулять.
Прильни из мглы свинцовой
Им в окна продрожать!
Дождливая окрестность,
Секи-секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!
Туда, туда – далеко,
Уходит полотно,
Где в ночь сверкнуло око,
Где пусто и темно.
Один... Стоит у стрелки.
Свободен переезд.
Сечет кустарник мелкий
Рубин летящих звезд.
И он на шпалы прянул
К расплавленным огням:
Железный поезд грянул
По хряснувшим костям –
Туда, туда – далеко
Уходит полотно:
Там в ночь сверкнуло око,
Там пусто и темно.
А все: – в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
А все: – среди лакеев,
С сигары армянин
Пуховый пепел свеяв, –
Глотает гренадин.
Дождливая окрестность,
Секи, секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!
Эти котлеты, в поезде, думаю, тоже не сильно друг от друга отличались. Но тут уже надо было, чтоб они были идентичны.
Вот Микоян вспоминает о гамбургерах:
«Привлекло наше внимание массовое машинное производство стандартных котлет, которые в горячем виде продавались вместе с булочкой – так называемые "хамбургеры" – прямо на улице в специальных киосках. Я заказал образцы машин, производящих такие котлеты, а также уличных жаровен. В 1937 г. мы перенесли этот опыт в некоторые наши крупные города – Москву, Ленинград, Баку, Харьков и Киев, обязав местную хлебопекарную промышленность наладить производство специальных булочек, а предприятия мясной промышленности – освоить массовое производство котлет по единому стандарту и развозку их в торговую сеть в охлажденном виде. Были построены и специальные киоски для уличной продажи котлет, по закупленным образцам освоено производство электрических и газовых жаровен. Продажа горячих котлет была встречена у нас очень хорошо потребителями, и торговля пошла бойко. Лишь война помешала прочно и широко привить это начинание в нашей стране. Надо сказать, что в те времена в нашей стране промышленным хлебопечением обеспечивалось менее 40 % городского населения. Крестьянство, составлявшее тогда большинство населения нашей страны, обеспечивало себя хлебом самостоятельно, за счет домашней выпечки. Поэтому перевод советского потребителя на фабричный хлеб равносилен революции в этой области быта».
Вообще удивительно, насколько котлета важна для русской поэзии в символическом смысле.
Вот классика от Маяковского. «Вам». (В этом стихотворении нам придется в последней строфе опустить одно слово).
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!
Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как, –
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре (...) буду
подавать ананасную воду!
... А вот ест наш «красный граф» Алексей Толстой. Тут, правда, не котлеты, но не сомневаюсь, что и котлеты у него были особенные, лучшие – был гурманом. Итак, вспоминает Николай Никитин, который был свидетелем первого литературного обеда Толстого, вернувшегося в Советскую Россию в 1923 году.
«За скромнейшей сервировкой, если так можно сказать о щербатых тарелках и простых железных вилках, состоялся обед. На первое были поданы щи, а на второе варёное мясо из этих щей, только с хреном. Толстой как будто немножко стеснялся и в то же время радушно угощал нас этим блюдом, весело приговаривая: «Это великолепно, уверяю вас… Французы это очень любят… Это "бёф бульи"…». Хотя на самом деле элегантное блюдо boeuf bouilli не имеет ничего общего с разварным мясом из супа, замечает источник.
А мы проверяем: да, так и есть. Бёф бульи – это разварная говядина в сметане.
Возможно, она готовится так: целым куском говядину положить в кастрюлю, залить кипятком, добавить соль и отварить до готовности. Перед окончанием варки в бульон положить корень петрушки и зелень, не нарезая. Потом разварную говядину положить в глиняный горшок, облить сметанным соусом с хреном, поставить в духовку и тушить под крышкой, пока она не пропитается соусом.
Ну да. Тогда комментатор был прав: boeuf bouilli не похожа на разварное мясо из супа.
Но если уж сказали «а», скажем и «б». Сказали «Алексей Толстой», скажем и «Лев».
Известна история котлеты и Льва Николаевича.
Котлета, конечно, тут незначительна, но что делать, если ей было суждено сыграть революционную роль.
«Был пост, – вспоминает сын Толстого, Илья. – В то время для отца и желающих поститься готовился постный обед, для маленьких же детей и гувернанток и учителей подавалось мясное. Лакей только что обнес блюда, поставил блюдо с оставшимися на нем мясными котлетами на маленький стол и пошел вниз за чем-то еще. Вдруг отец обращается ко мне (я всегда сидел с ним рядом) и, показывая на блюдо, говорит:
– Илюша, подай-ка мне эти котлеты. Нет, не забыл, я больше не буду поститься, и, пожалуйста, для меня постного больше не заказывай.
К ужасу всех, он ел и похваливал. Видя такое отношение отца, скоро и мы охладели к постам, и наше молитвенное настроение сменилось полным религиозным безразличием».
Да, хорош Лев Николаевич, ничего не скажешь. Осуждаем.
Но вернемся к Микояну.
Его в США, например, привлек факт механизированного производства хлеба, где к хлебу не прикасается рука человека, ну может, только при погрузке. Этот опыт тоже был перенят у американцев и в СССР наладили механизированный способ изготовления булочек, раньше их готовили вручную, и назывались они «французскими». Теперь же всё делает машина, и они теперь называются «городскими».
О хлебе
Из руин седых и хмурых,
Точно вечность сторожит,
Черных зерен Карменблура
В чашке горсточка лежит.
То сожженная пшеница
Из подвалов крепостных,
Сквозь века ей поле снится,
Где серпа размах затих.
И теперь в юдоли бледной,
В этой комнате простой,
Стала песней и легендой,
Зерен черной наготой.
Зерна наших дней, светитесь
Позолотою резной.
Говорим мы: берегите,
Берегите хлеб родной.
Берегите каждый колос
Наших радостных полей,
Словно песен тихий голос
Громкой родины своей!
Не хотим мы видеть черных
Зерен, выжженных войной,
Пусть сияет нам узорный
Золотистых волн прибой.
Не мечтаем мы о чуде,
К нам полей живая речь:
«Берегите хлеб, вы, люди,
Научитесь хлеб беречь!»
(Николай Тихонов)
Николай Тихонов тут, конечно, пишет о другом хлебе, но булочки мало воспевали поэты. Особенно те, микояновские. А зря.
Это ведь так интересно.
И вот делается советский гамбургер: одна небольшая машина на Московском мясокомбинате выпускала 1500 котлет в час. Население Москвы потребляло ежедневно 400 с лишним тысяч этих готовых котлет.
Прочитал где-то, что если бы в 1941 году не разразилась война, то сейчас в мире вполне могла функционировать сеть «МакМикоян».
...Впрочем, и вышеупомянутым булочкам тоже нашлось место в русской литературе. Точнее, около.
В одной старой книге есть анекдот (в том старинном значении этого слова), как Михаил Лермонтов отведал пирожков с опилками.
Мы об одной черте поэта не знаем, а вот современники ее отмечали и подсмеивались. Художник Меликов писал о Лермонтове: «Он был ужасно прожорлив и ел все, что подавалось. Это вызывало насмешки и шутки окружающих, особенно барышень».
Мы знаем одну из этих барышень: это Екатерина Александровна Сушкова, это ей написаны многие любовные стихотворения поэта.
Сама Сушкова не была влюблена в Лермонтова и любила над ним посмеяться. Так поводом для насмешки стала и непритязательность поэта к пище, об этом рассказывает сама Екатерина Александровна в своих «Записках»:
«Еще очень подсмеивались мы над ним в том, что он не только был неразборчив в пище, но никогда не знал, что ел: телятину или свинину, дичь или барашка; мы говорили, что, пожалуй, он со временем, как Сатурн, будет глотать булыжник.
Наши насмешки выводили его из терпения, он спорил с нами почти до слез, стараясь убедить нас в утонченности своего гастрономического вкуса; мы побились об заклад, что уличим его в противном на деле. И в тот же самый день, после долгой прогулки верхом, велели мы напечь к чаю булочек с опилками!
И что же? Мы вернулись домой, утомленные, разгоряченные, голодные, с жадностью принялись за чай, а наш-то гастроном Мишель, не поморщась, проглотил одну булочку, принялся за другую и уже придвинул к себе и третью, но Сашенька и я остановили его за руку, показывая в то же время на неудобосваримую для желудка начинку.
Тут он не на шутку взбесился, убежал от нас и не только не говорил с нами ни слова, но даже и не показывался несколько дней, притворившись больным».
Бедный-бедный Лермонтов, глупые-глупые барышни. Испорченные булочки. Ни в чем не виноватые опилки.
«А вы знали, что Цветаева любила котлеты и говорила: "Мы – котлетная семья!". Прочитал в книжке "Парижские мальчики в сталинской Москве". Хотя она и крабов любила, но котлеты, мне кажется, чуть больше».
Уточнил. И правда.
«В Париже, и в Москве главным блюдом на столе у Эфронов были котлеты: "…наша семья – котлетная", – писала Цветаева. Редкий день обходился у них без котлет. В Париже Цветаева готовила их сама, а в Москве покупала готовые (жареные). Мясокомбинат имени Микояна освоил выпуск московских котлет. Их тогда продавали в буфетах, в столовых, в магазинах и даже (трудно представить!) на рынках и на улицах. Стоили они 50 копеек за штуку, и разбирали их быстро. Еще в 1938-м мясокомбинат выпускал 400 000 котлет в сутки и планировал увеличить их выпуск до миллиона! Удалось ли это? Данных не нашел».
Странное происшествие
Однажды,
Точнее, когда-то и где-то
С голодным Котом
Повстречалась Котлета.
Котлета, представьте,
Всплеснула руками: –
Ах, как же я счастлива
Встретиться с вами!
Ах,
Если б вы знали,
Как жаждут Котлеты
Узнать ваши тайны
И ваши секреты!
Скажите скорее,
Какого вы рода?
Вернее –
Какого вы времени года:
Кот осени вы?
Кот весны?
Кот зимы?
А может быть,
Тоже Кот лета,
Как мы?
А может быть,
Вы
Даже Кот – Круглый Год?
А может быть,
Может быть,
Вы – Антрекот? Кот
Лишь улыбнулся ей
Вместо ответа –
И сразу
Куда-то
Исчезла Котлета…
(Борис Заходер)
Недавно по Сети прокатилась череда старых фотографий: открытие в Москве первого «Макдональдса». 1990 год, огромная очередь. Часы стояний в ней перед первым рестораном, чтобы попробовать котлету made in USA. Там еще упаковка красивая. И картошка фри. И шипучая «Кока-кола».
Мало кто помнил, что первые бургеры в той же Москве продавались в 1937 году. Советский гамбургер от Наркомпищепрома СССР назывался «Горячая Московская котлета» и стоил всего 50 копеек.
В народе их называли «котлеты Микояна».
... Но котлеты любила не только Цветаева.
Александр Пушкин, «Из письма к Соболевскому»:
У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони,
Да яичницу свари.
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке.
Жареных котлет отведай (именно котлет)
И отправься налегке.
Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленькой кусок.
Яжельбицы – первая станция после Валдая.
– В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.
Это стихотворение 1826 года.
Но откуда вдруг в 1937 эти котлеты вдруг появились на улицах Москвы?
А это всё опять Анастас Иванович Микоян, нарком снабжения, нарком пищевой промышленности, нарком внешней торговли, заместитель председателя Совнаркома. Микоян много оставил воспоминаний, в том числе и «Так было. Размышления о минувшем», где и рассказал, как в СССР появились аналоги американского гамбургера.
Сталин предложил Микояну поехать в Америку изучить опыт США в области пищевой промышленности. Чтобы его перенять.
Рассказывают, что во время поездки произошел забавный случай. В Америку делегация ехала через Польшу, Бельгию, Германию и Францию. На берлинском вокзале Микоян заметил, что на них оборачиваются и с удивлением смотрят немцы. Дело в том, что вся советская делегация была в одинаковых шляпах, одинаковых ботинках и костюмах, одного цвета и фасона. Эту одежду и обувь «на европейский манер» членам делегации сшили специально для поездки.
Кстати, смысл гамбургера – чтоб он был везде одинаков: в Америке ли, в России ли, или в Испании.
Андрей Белый, «Станция»:
Вокзал: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
С ним дама мило шутит,
Обдернув свой корсаж, –
Кокетливо закрутит
Изящный саквояж.
А там: – сквозь кустик мелкий
Бредет он большаком.
Мигают злые стрелки
Зелененьким глазком.
Отбило грудь морозом,
А некуда идти: –
Склонись над паровозом
На рельсовом пути!
Никто ему не внемлет.
Нигде не сыщет корм.
Вон: – станция подъемлет
Огни своих платформ.
Выходят из столовой
На волю погулять.
Прильни из мглы свинцовой
Им в окна продрожать!
Дождливая окрестность,
Секи-секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!
Туда, туда – далеко,
Уходит полотно,
Где в ночь сверкнуло око,
Где пусто и темно.
Один... Стоит у стрелки.
Свободен переезд.
Сечет кустарник мелкий
Рубин летящих звезд.
И он на шпалы прянул
К расплавленным огням:
Железный поезд грянул
По хряснувшим костям –
Туда, туда – далеко
Уходит полотно:
Там в ночь сверкнуло око,
Там пусто и темно.
А все: – в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
А все: – среди лакеев,
С сигары армянин
Пуховый пепел свеяв, –
Глотает гренадин.
Дождливая окрестность,
Секи, секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!
Эти котлеты, в поезде, думаю, тоже не сильно друг от друга отличались. Но тут уже надо было, чтоб они были идентичны.
Вот Микоян вспоминает о гамбургерах:
«Привлекло наше внимание массовое машинное производство стандартных котлет, которые в горячем виде продавались вместе с булочкой – так называемые "хамбургеры" – прямо на улице в специальных киосках. Я заказал образцы машин, производящих такие котлеты, а также уличных жаровен. В 1937 г. мы перенесли этот опыт в некоторые наши крупные города – Москву, Ленинград, Баку, Харьков и Киев, обязав местную хлебопекарную промышленность наладить производство специальных булочек, а предприятия мясной промышленности – освоить массовое производство котлет по единому стандарту и развозку их в торговую сеть в охлажденном виде. Были построены и специальные киоски для уличной продажи котлет, по закупленным образцам освоено производство электрических и газовых жаровен. Продажа горячих котлет была встречена у нас очень хорошо потребителями, и торговля пошла бойко. Лишь война помешала прочно и широко привить это начинание в нашей стране. Надо сказать, что в те времена в нашей стране промышленным хлебопечением обеспечивалось менее 40 % городского населения. Крестьянство, составлявшее тогда большинство населения нашей страны, обеспечивало себя хлебом самостоятельно, за счет домашней выпечки. Поэтому перевод советского потребителя на фабричный хлеб равносилен революции в этой области быта».
Вообще удивительно, насколько котлета важна для русской поэзии в символическом смысле.
Вот классика от Маяковского. «Вам». (В этом стихотворении нам придется в последней строфе опустить одно слово).
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!
Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как, –
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре (...) буду
подавать ананасную воду!
... А вот ест наш «красный граф» Алексей Толстой. Тут, правда, не котлеты, но не сомневаюсь, что и котлеты у него были особенные, лучшие – был гурманом. Итак, вспоминает Николай Никитин, который был свидетелем первого литературного обеда Толстого, вернувшегося в Советскую Россию в 1923 году.
«За скромнейшей сервировкой, если так можно сказать о щербатых тарелках и простых железных вилках, состоялся обед. На первое были поданы щи, а на второе варёное мясо из этих щей, только с хреном. Толстой как будто немножко стеснялся и в то же время радушно угощал нас этим блюдом, весело приговаривая: «Это великолепно, уверяю вас… Французы это очень любят… Это "бёф бульи"…». Хотя на самом деле элегантное блюдо boeuf bouilli не имеет ничего общего с разварным мясом из супа, замечает источник.
А мы проверяем: да, так и есть. Бёф бульи – это разварная говядина в сметане.
Возможно, она готовится так: целым куском говядину положить в кастрюлю, залить кипятком, добавить соль и отварить до готовности. Перед окончанием варки в бульон положить корень петрушки и зелень, не нарезая. Потом разварную говядину положить в глиняный горшок, облить сметанным соусом с хреном, поставить в духовку и тушить под крышкой, пока она не пропитается соусом.
Ну да. Тогда комментатор был прав: boeuf bouilli не похожа на разварное мясо из супа.
Но если уж сказали «а», скажем и «б». Сказали «Алексей Толстой», скажем и «Лев».
Известна история котлеты и Льва Николаевича.
Котлета, конечно, тут незначительна, но что делать, если ей было суждено сыграть революционную роль.
«Был пост, – вспоминает сын Толстого, Илья. – В то время для отца и желающих поститься готовился постный обед, для маленьких же детей и гувернанток и учителей подавалось мясное. Лакей только что обнес блюда, поставил блюдо с оставшимися на нем мясными котлетами на маленький стол и пошел вниз за чем-то еще. Вдруг отец обращается ко мне (я всегда сидел с ним рядом) и, показывая на блюдо, говорит:
– Илюша, подай-ка мне эти котлеты. Нет, не забыл, я больше не буду поститься, и, пожалуйста, для меня постного больше не заказывай.
К ужасу всех, он ел и похваливал. Видя такое отношение отца, скоро и мы охладели к постам, и наше молитвенное настроение сменилось полным религиозным безразличием».
Да, хорош Лев Николаевич, ничего не скажешь. Осуждаем.
Но вернемся к Микояну.
Его в США, например, привлек факт механизированного производства хлеба, где к хлебу не прикасается рука человека, ну может, только при погрузке. Этот опыт тоже был перенят у американцев и в СССР наладили механизированный способ изготовления булочек, раньше их готовили вручную, и назывались они «французскими». Теперь же всё делает машина, и они теперь называются «городскими».
О хлебе
Из руин седых и хмурых,
Точно вечность сторожит,
Черных зерен Карменблура
В чашке горсточка лежит.
То сожженная пшеница
Из подвалов крепостных,
Сквозь века ей поле снится,
Где серпа размах затих.
И теперь в юдоли бледной,
В этой комнате простой,
Стала песней и легендой,
Зерен черной наготой.
Зерна наших дней, светитесь
Позолотою резной.
Говорим мы: берегите,
Берегите хлеб родной.
Берегите каждый колос
Наших радостных полей,
Словно песен тихий голос
Громкой родины своей!
Не хотим мы видеть черных
Зерен, выжженных войной,
Пусть сияет нам узорный
Золотистых волн прибой.
Не мечтаем мы о чуде,
К нам полей живая речь:
«Берегите хлеб, вы, люди,
Научитесь хлеб беречь!»
(Николай Тихонов)
Николай Тихонов тут, конечно, пишет о другом хлебе, но булочки мало воспевали поэты. Особенно те, микояновские. А зря.
Это ведь так интересно.
И вот делается советский гамбургер: одна небольшая машина на Московском мясокомбинате выпускала 1500 котлет в час. Население Москвы потребляло ежедневно 400 с лишним тысяч этих готовых котлет.
Прочитал где-то, что если бы в 1941 году не разразилась война, то сейчас в мире вполне могла функционировать сеть «МакМикоян».
...Впрочем, и вышеупомянутым булочкам тоже нашлось место в русской литературе. Точнее, около.
В одной старой книге есть анекдот (в том старинном значении этого слова), как Михаил Лермонтов отведал пирожков с опилками.
Мы об одной черте поэта не знаем, а вот современники ее отмечали и подсмеивались. Художник Меликов писал о Лермонтове: «Он был ужасно прожорлив и ел все, что подавалось. Это вызывало насмешки и шутки окружающих, особенно барышень».
Мы знаем одну из этих барышень: это Екатерина Александровна Сушкова, это ей написаны многие любовные стихотворения поэта.
Сама Сушкова не была влюблена в Лермонтова и любила над ним посмеяться. Так поводом для насмешки стала и непритязательность поэта к пище, об этом рассказывает сама Екатерина Александровна в своих «Записках»:
«Еще очень подсмеивались мы над ним в том, что он не только был неразборчив в пище, но никогда не знал, что ел: телятину или свинину, дичь или барашка; мы говорили, что, пожалуй, он со временем, как Сатурн, будет глотать булыжник.
Наши насмешки выводили его из терпения, он спорил с нами почти до слез, стараясь убедить нас в утонченности своего гастрономического вкуса; мы побились об заклад, что уличим его в противном на деле. И в тот же самый день, после долгой прогулки верхом, велели мы напечь к чаю булочек с опилками!
И что же? Мы вернулись домой, утомленные, разгоряченные, голодные, с жадностью принялись за чай, а наш-то гастроном Мишель, не поморщась, проглотил одну булочку, принялся за другую и уже придвинул к себе и третью, но Сашенька и я остановили его за руку, показывая в то же время на неудобосваримую для желудка начинку.
Тут он не на шутку взбесился, убежал от нас и не только не говорил с нами ни слова, но даже и не показывался несколько дней, притворившись больным».
Бедный-бедный Лермонтов, глупые-глупые барышни. Испорченные булочки. Ни в чем не виноватые опилки.