Муравьева-Апостола помню, князя Трубецкого тоже. Волконского помню.
А вот Гавриила Степановича Батенькова нет.
И тут же узнаю, что его «забыли» и в Петропавловской крепости. На целых 19 лет.
Завалился в щель. Памяти царских чиновников, моей памяти. Какая страшная судьба.
УЗНИК
Не знаю, сколько долгих лет
Провел в гробу моей темницы...
Был гордый дух вольнее птицы.
Стремящей в небо свой полет.
Вчера, в четверг.
Мой ум померк,
Я к горлу гвоздь приставил ржавый.
Творец мольбы мои отверг -
Вершись же смело, пир кровавый!
Не довелось:
Земная ось
Качнулась с силою чрезмерной.
Все затряслось,
И выпал гвоздь
Из длани слабой и неверной.
Качаюсь в каменном мешке -
Дитя в уютной колыбели...
Смеюсь в неистовом весельи
И плачу в горестной тоске.
Час предрассветный. На исходе
Угарной ночи кошемар.
Нет, не погас душевный жар
Во мне. несчастном сумасброде!
Стихами пухнет голова,
Я отыскал свой гвоздь любимый
И на стене неумолимой
Пишу заветные слова:
«И слез и радости свидетель,
Тяжелый камень на пути.
Мой гроб и колыбель, прости:
Я слышу скрып могильных петель».
Но нет же, нет!
К чему сей бред?
Еще мне жить, дождаться воли!
Десятки лет
И сотни бед
Мне суждены в земной юдоли...
Небес лазурь
Душевных бурь
Тщета затмила в день весенний.
Чела высокого не хмурь,
Мой падший гений!..
Падший гений...
Светлеет небо над Невой,
Авроры луч зажегся алый,
А где-то в камере глухой
Томится узник одичалый.
(Гавриил Батеньков, 1826)
К восстанию декабристов Батеньков, а он был человеком принципа, имел самое прямое отношение. Когда случился провал мятежа, 28 декабря 1825 года Батеньков был арестован. 5 июля 1826 года лишен чинов и дворянства, приговорен к ссылке вечно в каторжную работу.
Однако потом Николай I приговор смягчил: вечная каторга была заменена двадцатилетней с последующим поселением. Через месяц по случаю коронации нового царя срок каторги был даже сокращен до 15 лет.
Но все это осталось только на бумаге.
25 июля 1826 года Батенькова отправляют в крепость Свартгольм, где он терпит годовое заключение в очень тяжелых условиях.
Но потом его почему-то опять возвращают в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где ему и суждено было отбыть эти бесконечные 19 лет.
Ты читаешь это, и у тебя сердце сжимается от ужаса и сострадания: забытый узник.
Только в1844 г. новый шеф жандармов А.Ф. Орлов «находит» его и подает ходатайство императору об освобождении Батенькова из крепости.
31 января 1846 г. Батенькова выпускают из заточения и отправляют в ссылку в Томск. Где он и прожил до амнистии 1856 г.
Но 19 лет. 19 лет. 19 лет в одиночной камере. Как там не сойти с ума?
...Единственно, кого он мог сперва видеть в своей одиночной норе, это дежурный офицер. Первые годы его вообще не выпускали из камеры. Потом разрешили прогуливаться в тюремном коридоре, но, «кроме солдат, не видел никого, ни с кем не общался и почти разучился разговаривать».
В «Русской Старине» за 1889 год упоминается исписанная Батеньковым в заключении 40-страничная тетрадь. Но тут же пометка: знакомство с её записями «приводит лишь к убеждению, что 20-летнее одиночное заключение сделало своё дело, и что стройный ход мозговой работы у несчастного узника иногда прерывался… да и не мудрено!»
Из заключения обращался с крайне дерзкими и полуабсурдными письмами к Николаю I. Среди исследователей нет общей точки зрения на то, был ли Батеньков в заключении психически болен или симулировал сумасшествие.
Вот позднее, уже на свободе, из его стихотворений. Этакий антипамятник.
Non exegi monumentum
Себе я не воздвиг литого монумента,
Который бы затмил великость пирамид;
Неясный облик мой изустная легенда
В народной памяти едва ли сохранит.
Но весь я не умру: неведомый потомок
В пыли минувшего разыщет стёртый след
И скажет: «Жил поэт,
чей голос был негромок,
А всё дошёл до нас
сквозь толщу многих лет».
Узнают обо мне в России необъятной
Лишь те безумцы,
чей мне сродствен странный дух.
Ни славой, ни молвой стоустой и превратной
Не отзовётся вдруг прошелестевший слух.
О чём сей слух?
О том, что, в сумрачной Сибири
Влача свой долгий век, я истину искал,
Что был я одинок, но счастлив в этом мире
И в дни душевных гроз стихи свои слагал.
О Муза! Не гордись тяжёлым вдохновеньем
Вошедшего в твой храм угрюмого жреца:
Снискать не суждено его песнотвореньям
Вечнозелёный лавр для твоего венца.
(Гавриил Батеньков, 1856)
Когда в 1856 г. объявляется об амнистии сибирских узников, Батеньков встречает эту новость без энтузиазма, но сразу же выезжает из Томска. Сперва Гавриил Степанович селится в Тульской губернии, а в 1857 г. в Калуге приобретает собственный дом. Здесь же он и умирает в 1863 году. Но до смерти много пишет. Как будто ему надо что-то выговорить, дописать, доделать.
Помните, в первом тут приведённом стихотворении, последняя строфа заканчивается словом «одичалый»? У Батенькова есть поздняя поэма с таким названием.
Зная всю историю его жизни, нельзя эти строчки читать без сжатого жалостью сердца, без законного, но абсолютно беспомощного сострадания.
О люди, знаете ль вы сами,
Кто вас любил, кто презирал
И для чего под небесами
Один стоял, другой упал?
Пора придет:
Не лживый свет
Блеснёт - всё будет обличенье…
Нет! не напрасно дан завет,
Дано святое наставленье,
Что бог - любовь, и вам любить -
Единый к благу путь указан…
И тот, кто вас учил так жить,
Сам был гоним, сам был наказан…
Но чем то сердце будет здесь,
Которое любить умело
И с юных лет уже презрело
Своекорыстие и спесь?
Что будет око прозорливо,
Которое земли покров
Так обымало горделиво
И беги мерило миров?
Что будет череп головной,
Разнообразных дум обитель?..
Земля смешается с землёй,
Истлит всё время-истребитель!
Но скоро ли? Как для меня
Желателен конец дыханья!
Тлен благотворного огня
Сулит покой, конец страданья!
Но, други, в этот самый час,
Как кончу я мой путь печальный,
Быть может, трепет погребальный
Раздастся в сердце и у вас -
Иль меж душами нет сношений
И чувство чувства не поймёт?
Ненужный вам для наслаждений
Равно - живёт иль не живёт?
Ужель, себя
Одних любя,
Во мне лишь средство веселиться
Искали вы, и не скорбя,
Могли навек со мной проститься?
И крови глас
Ужели вас
Ко мне порой не призывает?
И дружбы жар в «прости» погас -
И стону хохот отвечает?
Пусть так. Забытый и гонимый,
Я сохраню в груди своей
Любви запас неистощимый
Для жизни новой, после сей!
Вкушайте, сильные, покой,
Готовьте новые мученья:
Вы не удушите тюрьмой
Надежды сладкой воскресенья!
Бессмертие! В тебе одном
Одна несчастному отрада:
Покой - в забвеньи гробовом,
Во уповании - награда.
Здесь всё, как сон, пройдёт. Пождём -
Призывный голос навевает.
Мы терпим, бремя мук несём,
Жизнь тихо теплится… и тает…