Ее и так почти не видно: за стеклом, стекло бликует, еще и бархатную ленту повесили за два метра, и служители музея ходят рядом.
«Мона Лиза» слишком часто подвергалась опасности: берегут пуще зеницы.
А тут еще и другие картины в зале, люди и так толпятся: к другим картинам по бокам зала и не подойти. Поэтому говорят, руководство парижского музея Лувр теперь даже планирует переместить «Мону Лизу» Леонардо да Винчи в подвальное помещение, чтобы уменьшить недовольство посетителей.
Лувр – один из самых известных музеев, ежегодно туда приходят около 9 млн человек. Ну и мы догадались: 80% из них хотят увидеть именно ее, «Мону Лизу».
Тут видел, что кто-то пишет: чтобы попасть в зал, где представлено знаменитое полотно Леонардо да Винчи, посетителям необходимо отстоять очередь.
Странно. Раньше очередь была только в сам музей. Но, видимо, давно я не был в Париже.
Вот Роберт Рождественский писал:
Как много
эта женщина
знает
про меня!..
Я чувствую:
скрежещуще
закрылась
западня!..
У ветра
вкус ирисочный.
Река черна,
как морс.
Садится иней
призрачный
на мой бесстыдный
мозг.
Где –
неживые заросли
непроходимых трав.
Где глухо
и безжалостно
ворочается
страх.
Где за полночь
радения
щемящи,
как вокзал.
Где вдруг хлестнут видения,
как бритвой
по глазам!
Все это ей
прошепчено.
Расхвастано,
звеня…
Как много
эта женщина
знает
про меня!..
Сады от вьюг
воспрянули,
беснуются
коты…
И мы опять
расправили
павлинии
хвосты.
То свадьбой,
то поминками
врезаются
года…
А мы о ней –
с подмигами.
Красавица,
айда!
Айда! –
в тугую патоку.
Аида! –
на сквозняки.
Скорей! –
уже распахнуты
ночные
кабаки!
Все это
наша вотчина,
пока не сгинул
век!..
Она
неразговорчива.
Она глядит
поверх.
Беспомощно.
Торжественно.
Трава судьбы
горчит…
Как много
эта женщина
знает.
И молчит.
Ну так все картины молчат, Роберт Иванович.
Зато мы, будущие зрители, стоя в очереди, чуть-чуть ропщем.
Потому что, когда мы эту очередь отстоим, у нас будет где-то 50 секунд, чтобы этот шедевр за пуленепробиваемым стеклом увидеть. (Все-таки, когда я был там, лет пять назад, толпа там стояла, никого через 50 секунд не гоняли: но, видимо, время изменилось).
В общем, люди ропщут не только в очереди, но и на сайтах музея.
«Сервис CouponBirds, проанализировав 8 тысяч отзывов на сайтах музеев, признал «Мону Лизу» самым разочаровывающим произведением искусства».
Поэтому и решили создать отдельное помещение, отправить Лизу в подвал.
Ну не знаю.
Мне не нравится эта идея.
Висит же «Сикстинская Мадонна» в Дрездене (ее я тоже видел) – и вроде без всяких подобных сложностей. Ну есть бархатный канат, ну есть служитель рядом, но отдельного подвала для нее организовывать вроде бы пока не собираются.
МАДОННА
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков
В простом углу моём, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель –
Она с величием, Он с разумом в очах –
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
(Александр Пушкин, 1830)
Удивительно. Оказывается, «гений чистой красоты» из другого уже стихотворения Пушкина – это не его находка.
Это Жуковский первым придумал.
Именно у него сначала мы находим это словосочетание.
Я музу юную, бывало,
Встречал в подлунной стороне,
И Вдохновение летало
С небес, незваное, ко мне;
На все земное наводило
Животворящий луч оно –
И для меня в то время было
Жизнь и Поэзия одно.
Но дарователь песнопений
Меня давно не посещал;
Бывалых нет в душе видений,
И голос арфы замолчал.
Его желанного возврата
Дождаться ль мне когда опять?
Или навек моя утрата
И вечно арфе не звучать?
Но все, что от времен прекрасных,
Когда он мне доступен был,
Все, что от милых темных, ясных
Минувших дней я сохранил –
Цветы мечты уединенной
И жизни лучшие цветы, –
Кладу на твой алтарь священный,
О Гений чистой красоты!
Не знаю, светлых вдохновений
Когда воротится чреда, –
Но ты знаком мне, чистый Гений!
И светит мне твоя звезда!
Пока еще ее сиянье
Душа умеет различать:
Не умерло очарованье!
Былое сбудется опять.
(1824 г.)
Кстати, вам не кажется, что это и по «сюжету» стихотворения похоже на «Я помню чудное мгновенье»?
...Весной 1821 года Жуковский приходит в Дрезденскую картинную галерею и видит этот шедевр Рафаэля.
«И в самом деле, это не картина, а видение: чем долее глядишь на неё, тем живее уверяешься, что перед тобой что-то неестественное происходит… Я был один; вокруг меня всё было тихо; сперва с некоторым усилием вошёл в самого себя; потом стал ясно чувствовать, что душа распространяется; какое-то трогательное чувство величия в неё входило; неизобразимое было для неё изображено, и она была там, где только в лучшие минуты жизни быть может. Гений чистой красоты был с нею...».
Когда в мае 1830 года состоится помолвка Пушкина с Натальей Николаевной Гончаровой, тот ей напишет: «...часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на вас как две капли воды...»
Разумеется, Пушкин простаивает эти часы перед копией.
Когда он живет вдалеке от невесты, он очень хочет стать обладателем пусть даже перерисовки легендарной картины, на которой мадонна с младенцем «с холста как с облаков» взирали бы на него одни, без ангелов. Поэт даже ангелов не желает туда допускать.
18 января 1831 года Пушкин венчается, а в конце января уже публикует сонет «Мадонна», написанный им вскоре после помолвки.
...А вот еще одна межсловесная-межхудожественная реплика. (Существует же такое понятие как реплика, то есть авторское повторение своей же картины, в котором могут быть отличия от оригинала в размере, каких-то деталях и даже элементах композиции. Почему бы не быть словесной реплике пусть и на чужое изображение.)
Тоже известная картина, Иван Шишкин, «На севере диком».
Она ведь написана в качестве прямой иллюстрации стихотворения. Написана в 1891 году. Это год 50-летия со дня смерти М.Ю. Лермонтова.
Тогда издано собрание сочинений поэта, его оформляют известные художники: Валентин Серов, Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Врубель (его «Демон» – это ведь тоже иллюстрация к Лермонтову).
Ну вот Шишкин и создает свое живописное прочтение известного лермонтовского перевода из Гейне.
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растёт.
(1841)
Впрочем, это не столько перевод, сколько авторское переложение. Надо помнить, что в стихотворении Гейне существует важный момент, который в переводе теряется. У Лермонтова – сосна, у Гейне – ель, но тут важнее другое: ель в немецком – мужского рода. Пальма же женского. Мужчина тоскует о девушке… В лермонтовском тексте любовная линия убрана.
Тоскует душа о душе, образ об образе, одно одиночество о другом.
Как писала Марина Цветаева: «Я не хочу, чтобы душа, которой я любовалась, которую я чтила, вдруг исчезала в птичьем щебете младенца, в кошачьей зевоте тигра, я не хочу такого самозабвения, вместе с собой забывающего и меня. Была моложе — ранило, стала старше — ограничилась высокомерным, снисходительным (всегда скрытным) любопытством».
Вот и в лермонтовской вольном переводе одна душа дерева тоскует о другой душе дерева.
Это не про любовь.
Это даже не про дух.
Это про большее: про какую-то божественную, пусть и печальную рифму.
«Мона Лиза» слишком часто подвергалась опасности: берегут пуще зеницы.
А тут еще и другие картины в зале, люди и так толпятся: к другим картинам по бокам зала и не подойти. Поэтому говорят, руководство парижского музея Лувр теперь даже планирует переместить «Мону Лизу» Леонардо да Винчи в подвальное помещение, чтобы уменьшить недовольство посетителей.
Лувр – один из самых известных музеев, ежегодно туда приходят около 9 млн человек. Ну и мы догадались: 80% из них хотят увидеть именно ее, «Мону Лизу».
Тут видел, что кто-то пишет: чтобы попасть в зал, где представлено знаменитое полотно Леонардо да Винчи, посетителям необходимо отстоять очередь.
Странно. Раньше очередь была только в сам музей. Но, видимо, давно я не был в Париже.
Вот Роберт Рождественский писал:
Как много
эта женщина
знает
про меня!..
Я чувствую:
скрежещуще
закрылась
западня!..
У ветра
вкус ирисочный.
Река черна,
как морс.
Садится иней
призрачный
на мой бесстыдный
мозг.
Где –
неживые заросли
непроходимых трав.
Где глухо
и безжалостно
ворочается
страх.
Где за полночь
радения
щемящи,
как вокзал.
Где вдруг хлестнут видения,
как бритвой
по глазам!
Все это ей
прошепчено.
Расхвастано,
звеня…
Как много
эта женщина
знает
про меня!..
Сады от вьюг
воспрянули,
беснуются
коты…
И мы опять
расправили
павлинии
хвосты.
То свадьбой,
то поминками
врезаются
года…
А мы о ней –
с подмигами.
Красавица,
айда!
Айда! –
в тугую патоку.
Аида! –
на сквозняки.
Скорей! –
уже распахнуты
ночные
кабаки!
Все это
наша вотчина,
пока не сгинул
век!..
Она
неразговорчива.
Она глядит
поверх.
Беспомощно.
Торжественно.
Трава судьбы
горчит…
Как много
эта женщина
знает.
И молчит.
Ну так все картины молчат, Роберт Иванович.
Зато мы, будущие зрители, стоя в очереди, чуть-чуть ропщем.
Потому что, когда мы эту очередь отстоим, у нас будет где-то 50 секунд, чтобы этот шедевр за пуленепробиваемым стеклом увидеть. (Все-таки, когда я был там, лет пять назад, толпа там стояла, никого через 50 секунд не гоняли: но, видимо, время изменилось).
В общем, люди ропщут не только в очереди, но и на сайтах музея.
«Сервис CouponBirds, проанализировав 8 тысяч отзывов на сайтах музеев, признал «Мону Лизу» самым разочаровывающим произведением искусства».
Поэтому и решили создать отдельное помещение, отправить Лизу в подвал.
Ну не знаю.
Мне не нравится эта идея.
Висит же «Сикстинская Мадонна» в Дрездене (ее я тоже видел) – и вроде без всяких подобных сложностей. Ну есть бархатный канат, ну есть служитель рядом, но отдельного подвала для нее организовывать вроде бы пока не собираются.
МАДОННА
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков
В простом углу моём, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель –
Она с величием, Он с разумом в очах –
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
(Александр Пушкин, 1830)
Удивительно. Оказывается, «гений чистой красоты» из другого уже стихотворения Пушкина – это не его находка.
Это Жуковский первым придумал.
Именно у него сначала мы находим это словосочетание.
Я музу юную, бывало,
Встречал в подлунной стороне,
И Вдохновение летало
С небес, незваное, ко мне;
На все земное наводило
Животворящий луч оно –
И для меня в то время было
Жизнь и Поэзия одно.
Но дарователь песнопений
Меня давно не посещал;
Бывалых нет в душе видений,
И голос арфы замолчал.
Его желанного возврата
Дождаться ль мне когда опять?
Или навек моя утрата
И вечно арфе не звучать?
Но все, что от времен прекрасных,
Когда он мне доступен был,
Все, что от милых темных, ясных
Минувших дней я сохранил –
Цветы мечты уединенной
И жизни лучшие цветы, –
Кладу на твой алтарь священный,
О Гений чистой красоты!
Не знаю, светлых вдохновений
Когда воротится чреда, –
Но ты знаком мне, чистый Гений!
И светит мне твоя звезда!
Пока еще ее сиянье
Душа умеет различать:
Не умерло очарованье!
Былое сбудется опять.
(1824 г.)
Кстати, вам не кажется, что это и по «сюжету» стихотворения похоже на «Я помню чудное мгновенье»?
...Весной 1821 года Жуковский приходит в Дрезденскую картинную галерею и видит этот шедевр Рафаэля.
«И в самом деле, это не картина, а видение: чем долее глядишь на неё, тем живее уверяешься, что перед тобой что-то неестественное происходит… Я был один; вокруг меня всё было тихо; сперва с некоторым усилием вошёл в самого себя; потом стал ясно чувствовать, что душа распространяется; какое-то трогательное чувство величия в неё входило; неизобразимое было для неё изображено, и она была там, где только в лучшие минуты жизни быть может. Гений чистой красоты был с нею...».
Когда в мае 1830 года состоится помолвка Пушкина с Натальей Николаевной Гончаровой, тот ей напишет: «...часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на вас как две капли воды...»
Разумеется, Пушкин простаивает эти часы перед копией.
Когда он живет вдалеке от невесты, он очень хочет стать обладателем пусть даже перерисовки легендарной картины, на которой мадонна с младенцем «с холста как с облаков» взирали бы на него одни, без ангелов. Поэт даже ангелов не желает туда допускать.
18 января 1831 года Пушкин венчается, а в конце января уже публикует сонет «Мадонна», написанный им вскоре после помолвки.
...А вот еще одна межсловесная-межхудожественная реплика. (Существует же такое понятие как реплика, то есть авторское повторение своей же картины, в котором могут быть отличия от оригинала в размере, каких-то деталях и даже элементах композиции. Почему бы не быть словесной реплике пусть и на чужое изображение.)
Тоже известная картина, Иван Шишкин, «На севере диком».
Она ведь написана в качестве прямой иллюстрации стихотворения. Написана в 1891 году. Это год 50-летия со дня смерти М.Ю. Лермонтова.
Тогда издано собрание сочинений поэта, его оформляют известные художники: Валентин Серов, Виктор Васнецов, Василий Поленов, Михаил Врубель (его «Демон» – это ведь тоже иллюстрация к Лермонтову).
Ну вот Шишкин и создает свое живописное прочтение известного лермонтовского перевода из Гейне.
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растёт.
(1841)
Впрочем, это не столько перевод, сколько авторское переложение. Надо помнить, что в стихотворении Гейне существует важный момент, который в переводе теряется. У Лермонтова – сосна, у Гейне – ель, но тут важнее другое: ель в немецком – мужского рода. Пальма же женского. Мужчина тоскует о девушке… В лермонтовском тексте любовная линия убрана.
Тоскует душа о душе, образ об образе, одно одиночество о другом.
Как писала Марина Цветаева: «Я не хочу, чтобы душа, которой я любовалась, которую я чтила, вдруг исчезала в птичьем щебете младенца, в кошачьей зевоте тигра, я не хочу такого самозабвения, вместе с собой забывающего и меня. Была моложе — ранило, стала старше — ограничилась высокомерным, снисходительным (всегда скрытным) любопытством».
Вот и в лермонтовской вольном переводе одна душа дерева тоскует о другой душе дерева.
Это не про любовь.
Это даже не про дух.
Это про большее: про какую-то божественную, пусть и печальную рифму.