Всего-то и была свеча. Простая, восковая. Или парафиновая.
Хотя знаток всегда определит разницу. Там запах другой. Парафин ничем не пахнет, а воск, когда плавится, выделяет чуть заметный, но все же ощутимый тонким носом аромат.
Всего-то – чтоб была свеча,
свеча простая, восковая,
и старомодность вековая
так станет в памяти свежа.
И поспешит твое перо
к той грамоте витиеватой,
разумной и замысловатой,
и ляжет на душу добро.
Уже ты мыслишь о друзьях
все чаще, способом старинным,
и сталактитом стеаринным
займешься с нежностью в глазах.
И Пушкин ласково глядит,
и ночь прошла, и гаснут свечи,
и нежный вкус родимой речи
так чисто губы холодит.
(Белла Ахмадулина)
Недавно узнал, что мне и в голову не приходило: оказывается, в Европе в начале 13 века появились первые огневые свечные часы. Это были очень простые часы: длинная тонкая свечка с нанесенной по ее длине шкалой.
Где-то в метр высотой.
Возможно, отсюда и произошел более поздний обычай мерить длину ночи количеством сгоревших за ночь свеч. «Ночь трех свеч». «Ночь пяти свеч». Быстрая ночь одной свечи.
Поздневесенние, ране-осенние и особенно летние ночи – быстрые. За них выгорало три такие свечи, ну а зимой, разумеется, больше.
Для особо сложных случаев к боковым сторонам свечи могли прикрепить металлические штырьки, которые, пока свеча таяла, падали, и каждый такой штырек звенел тихонько по металлической чашке подсвечника. Своего рода звук времени. Дзынь, дзынь, дзынь.
Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздаётся близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня…
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шёпот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовёшь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…
(Александр Пушкин)
А вообще интересно – а сколько им, свечам, вообще лет отроду? Стал думать. Ну, наверное, тысяча? А потом полез искать. Как и следовало ожидать: бездны времени.
Оказывается, свечи люди стали использовать в качестве источника света более 5000 лет.
Но кто первый их придумал? Пока неизвестно.
Хотя часто пишут, что первые свечи появились в Древнем Египте.
Как утверждают ученые, египтяне стали использовать свечи с фитилём (не плошки с углем, не факелы, не костер) где-то с 3000 годов до н.э.
Возможно, те свечи сильно были не похожи на нынешние, но это были именно первые свечные предки. С фитилем из вымоченной в животном жире сердцевины тростника.
Как этакий свечной тиктаалик для всех будущих земных свеч, обзаведшийся внутренним нитевым скелетом и вышедший на берег прирученного света.
Первое же официальное упоминание о свечах относится к 10 веку до н.э. Плошки с огнем поменяли свою природу: тот или иной фитиль помещался в емкость, которая была наполнена каким-то горючим раствором. Масло? Жир? Что там еще?
Дни будущего предо мной стоят
цепочкой радужной свечей зажженных —
живых, горячих, золотистых свечек.
Дни миновавшие остались позади
печальной чередой свечей погасших,
те, что поближе, все еще дымятся,
остывшие, расплывшиеся свечи.
Мне горько сознавать, что их немало,
мне больно прежний свет их вспоминать.
Смотрю вперед, на ряд свечей зажженных.
И обернуться страшно, страшно видеть:
как быстро темная толпа густеет,
как быстро множится число свечей погасших.
(Константинос Кавафис)
А первый настоящий расцвет свечного дела пришелся на Римскую империю. Древние римляне макали скрученный папирус в раствор из жира, укрепляли его в сосуде, оставшийся на папирусе раствор горел и неровно освещал вокруг себя все, что был способен в силу своих слабых сил осветить.
Такие свечи называли макаными. Мокнуть, макать. Привычные чередования в корне современного русского языка. Интересно, что в это время делали еще далекие древние праславяне, ютившиеся в северной стороне, о которой ни слуху ни духу не было римлянам? Как освещали свои землянки? А вот там, в благословенной жаркой стране с холодными иногда ночами, древние римляне зажигали свечи для освещения домов, брали их с собой в дальний путь, возжигали на церемониях.
Жир для свечей был дешев, легкодоступен – и долгие века еще горят и горят эти папирусные трубочки.
Окно на юг – сижу к свече спиною,
Уйти в раздумья и в стихи нельзя.
Тоска сжимает грудь мою,
Виною –
Призывы одинокого гуся.
(Бо Цзюйи)
А это уже древний китаец. 772-846 до н.э.
Китайцы даже придумали использовать насекомых для свеч. Рассказывают, что они делали свечи из плотной бумаги, скрученной в трубочку, а в качестве фитиля придумали использовать скатанную рисовую бумагу, воск же получали из смеси местных насекомых с зерновыми культурами. Как это – даже вообразить себе не могу.
В Японии же свечи мастерили из воска, который получали из орехового дерева.
Все в мире быстротечно!
Дым убегает от свечи,
Изодран ветхий полог.
Но это уже Басё, он поздний поэт, 17 век. Поэтому вернемся в глухое средневековье.
В Европе в 13 веке, в Англии и во Франции, уже появляются целые гильдии свечных мастеров. И свечи уже везде продаются.
...Так странно. Даже в 20 веке, когда везде есть электричество, поэты все равно возжигают простую стеариновую свечу.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
(Борис Пастернак)
Но мы опять убежали вперед. Эти так называемые «маканые» свечи продержались до 1400-х годов. Но в 15 веке один французский изобретатель уже придумал литейную форму для конических свечей. И вот скоро будет отлита свеча, которая доживет и до наших дней.
Всё реже используется животный жир, все больше предпочтения отдается пчелиному воску. Они не дымят да и пахнут лучше. Воск заливают в готовую форму, и так получаются конические свечи. Свечи из пчелиного воска горели дольше и лучше, при этом они меньше дымили и лучше пахли. Правда, это не касается простолюдинов и крестьян – такие свечи пока способны покупать только аристократы и церковь.
Но самый настоящий прорыв совершается в 19 веке. В 1820 году французский химик Мишель Шевроль открывает возможность выделения стеариновой кислоты из кислот животных жиров. В том числе, кстати, и из китового жира.
После чего им изобретается стеариновый воск, который оказывается твёрдым и жёстким. И к тому же чисто горит.
Свеча нагорела. Портреты в тени.
Сидишь прилежно и скромно ты.
Старушке зевнулось. По окнам огни
Прошли в те дальние комнаты.
Никак комара не прогонишь ты прочь, –
Поет и к свету всё просится.
Взглянуть ты не смеешь на лунную ночь,
Куда душа переносится.
Подкрался, быть может, и смотрит в окно?
Увидит мать – догадается;
Нет, верно, у старого клена давно
Стоит в тени, дожидается.
(Афанасий Фет)
И кажется, вот он – век настоящих свечей. Он наступил. Но свеча трещит и мечется, она уже знает своей простой стеариновой душой, что век ее измерен. Скоро ей придет на смену электричество.
Но у нее еще есть немного времени.
Ты гори, моя свеча,
Вся сгорай ты без остатка, –
Я тебя гасить не стану.
Ты гори, моя свеча, –
Свет твои мил мне или нет,
Пусть кому-нибудь он светит.
Догорай, моя свеча,
Вся сгорай ты без остатка.
(Федор Сологуб)
И кажется, да, скоро уже догорит. Причем навсегда. В 1879 году происходит эпохальное событие: Томас Эдисон изобретает лампу накаливания.
Но красоту свечи, как выяснилось, не победить, не задуть.
В эти ночи слушаю голос ветра.
Под морозной луной
Сколько их лежит, неотпетых,
На всех пустырях земли родной?
Вот сейчас ветер взвизгнет,
И не станет
Того, что было мной, вами,
Жизнью.
Но помню над Флоренцией чужой
Розовую колокольню… Боже,
Кто ее затеплил пред Тобой
За меня, за всех нас, в жизни прохожих?
Пусть люди разрушат эти камни теплые,
Пусть забудется даже имя «Флоренция» –
Будет жить во мне радость легкая,
Зажженная когда-то в вечер весенний.
Пусть убьют меня,— ветер смертный,
Слышу, ты бродишь, ищешь.
Умру я, но в сердце младенца,
Знаю, тот же пламень вспыхнет.
Смерть развеет, как горсточку пепла,
Мою плоть и думы мои,
Но никогда никакому ветру
Не задуть тебя, свеча Любви!
Это точно: не задуть.
(Илья Эренбург)
В девяностые годы прошлого столетия грянул бум всевозможных свечей. Ароматических, простых, фигурных, скромных.
Свечи зажигаются на свиданиях, ставятся в ресторанах, их закупают в невероятных количествах на Новый год.
Это праздник, это декор, это любовь, это уют.
И даже Сумароков из тьмы прошедших веков хоть и ругается, но пишет и пишет про свечу, через ять, через ер, сложным, теперь немного диким языком.
Въ великомъ польза, польза въ маломъ,
И все потребно что ни есть;
Но разна польза, разна честь:
Солдатъ не можешъ ты равнятьея съ генераломъ.
Свѣча имѣла разговоръ,
Иль паче споръ:
Съ кѣмъ? съ солнцемъ: что она толикожъ бѣлокура,
И столько жъ горяча.
О дерзская свѣча!
Великая то дура,
И солнцу говоритъ: свѣтло ты въ день,
А я свѣтла въ ночную тѣнь.
Гораздо меняе въ тебѣ безумна жиру,
И меняе въ тебѣ гораздо красоты;
Избушкѣ свѣтишъ ты,
А солнце свѣтитъ миру.
И кажется, что хотя солнце непобедимо, но свеча где-то в душе Сумарокову ближе. Солнце ему неподвластно, а зажечь или потушить свою свечу он в силах.
Хотя знаток всегда определит разницу. Там запах другой. Парафин ничем не пахнет, а воск, когда плавится, выделяет чуть заметный, но все же ощутимый тонким носом аромат.
Всего-то – чтоб была свеча,
свеча простая, восковая,
и старомодность вековая
так станет в памяти свежа.
И поспешит твое перо
к той грамоте витиеватой,
разумной и замысловатой,
и ляжет на душу добро.
Уже ты мыслишь о друзьях
все чаще, способом старинным,
и сталактитом стеаринным
займешься с нежностью в глазах.
И Пушкин ласково глядит,
и ночь прошла, и гаснут свечи,
и нежный вкус родимой речи
так чисто губы холодит.
(Белла Ахмадулина)
Недавно узнал, что мне и в голову не приходило: оказывается, в Европе в начале 13 века появились первые огневые свечные часы. Это были очень простые часы: длинная тонкая свечка с нанесенной по ее длине шкалой.
Где-то в метр высотой.
Возможно, отсюда и произошел более поздний обычай мерить длину ночи количеством сгоревших за ночь свеч. «Ночь трех свеч». «Ночь пяти свеч». Быстрая ночь одной свечи.
Поздневесенние, ране-осенние и особенно летние ночи – быстрые. За них выгорало три такие свечи, ну а зимой, разумеется, больше.
Для особо сложных случаев к боковым сторонам свечи могли прикрепить металлические штырьки, которые, пока свеча таяла, падали, и каждый такой штырек звенел тихонько по металлической чашке подсвечника. Своего рода звук времени. Дзынь, дзынь, дзынь.
Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздаётся близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня…
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шёпот?
Укоризна, или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовёшь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…
(Александр Пушкин)
А вообще интересно – а сколько им, свечам, вообще лет отроду? Стал думать. Ну, наверное, тысяча? А потом полез искать. Как и следовало ожидать: бездны времени.
Оказывается, свечи люди стали использовать в качестве источника света более 5000 лет.
Но кто первый их придумал? Пока неизвестно.
Хотя часто пишут, что первые свечи появились в Древнем Египте.
Как утверждают ученые, египтяне стали использовать свечи с фитилём (не плошки с углем, не факелы, не костер) где-то с 3000 годов до н.э.
Возможно, те свечи сильно были не похожи на нынешние, но это были именно первые свечные предки. С фитилем из вымоченной в животном жире сердцевины тростника.
Как этакий свечной тиктаалик для всех будущих земных свеч, обзаведшийся внутренним нитевым скелетом и вышедший на берег прирученного света.
Первое же официальное упоминание о свечах относится к 10 веку до н.э. Плошки с огнем поменяли свою природу: тот или иной фитиль помещался в емкость, которая была наполнена каким-то горючим раствором. Масло? Жир? Что там еще?
Дни будущего предо мной стоят
цепочкой радужной свечей зажженных —
живых, горячих, золотистых свечек.
Дни миновавшие остались позади
печальной чередой свечей погасших,
те, что поближе, все еще дымятся,
остывшие, расплывшиеся свечи.
Мне горько сознавать, что их немало,
мне больно прежний свет их вспоминать.
Смотрю вперед, на ряд свечей зажженных.
И обернуться страшно, страшно видеть:
как быстро темная толпа густеет,
как быстро множится число свечей погасших.
(Константинос Кавафис)
А первый настоящий расцвет свечного дела пришелся на Римскую империю. Древние римляне макали скрученный папирус в раствор из жира, укрепляли его в сосуде, оставшийся на папирусе раствор горел и неровно освещал вокруг себя все, что был способен в силу своих слабых сил осветить.
Такие свечи называли макаными. Мокнуть, макать. Привычные чередования в корне современного русского языка. Интересно, что в это время делали еще далекие древние праславяне, ютившиеся в северной стороне, о которой ни слуху ни духу не было римлянам? Как освещали свои землянки? А вот там, в благословенной жаркой стране с холодными иногда ночами, древние римляне зажигали свечи для освещения домов, брали их с собой в дальний путь, возжигали на церемониях.
Жир для свечей был дешев, легкодоступен – и долгие века еще горят и горят эти папирусные трубочки.
Окно на юг – сижу к свече спиною,
Уйти в раздумья и в стихи нельзя.
Тоска сжимает грудь мою,
Виною –
Призывы одинокого гуся.
(Бо Цзюйи)
А это уже древний китаец. 772-846 до н.э.
Китайцы даже придумали использовать насекомых для свеч. Рассказывают, что они делали свечи из плотной бумаги, скрученной в трубочку, а в качестве фитиля придумали использовать скатанную рисовую бумагу, воск же получали из смеси местных насекомых с зерновыми культурами. Как это – даже вообразить себе не могу.
В Японии же свечи мастерили из воска, который получали из орехового дерева.
Все в мире быстротечно!
Дым убегает от свечи,
Изодран ветхий полог.
Но это уже Басё, он поздний поэт, 17 век. Поэтому вернемся в глухое средневековье.
В Европе в 13 веке, в Англии и во Франции, уже появляются целые гильдии свечных мастеров. И свечи уже везде продаются.
...Так странно. Даже в 20 веке, когда везде есть электричество, поэты все равно возжигают простую стеариновую свечу.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
(Борис Пастернак)
Но мы опять убежали вперед. Эти так называемые «маканые» свечи продержались до 1400-х годов. Но в 15 веке один французский изобретатель уже придумал литейную форму для конических свечей. И вот скоро будет отлита свеча, которая доживет и до наших дней.
Всё реже используется животный жир, все больше предпочтения отдается пчелиному воску. Они не дымят да и пахнут лучше. Воск заливают в готовую форму, и так получаются конические свечи. Свечи из пчелиного воска горели дольше и лучше, при этом они меньше дымили и лучше пахли. Правда, это не касается простолюдинов и крестьян – такие свечи пока способны покупать только аристократы и церковь.
Но самый настоящий прорыв совершается в 19 веке. В 1820 году французский химик Мишель Шевроль открывает возможность выделения стеариновой кислоты из кислот животных жиров. В том числе, кстати, и из китового жира.
После чего им изобретается стеариновый воск, который оказывается твёрдым и жёстким. И к тому же чисто горит.
Свеча нагорела. Портреты в тени.
Сидишь прилежно и скромно ты.
Старушке зевнулось. По окнам огни
Прошли в те дальние комнаты.
Никак комара не прогонишь ты прочь, –
Поет и к свету всё просится.
Взглянуть ты не смеешь на лунную ночь,
Куда душа переносится.
Подкрался, быть может, и смотрит в окно?
Увидит мать – догадается;
Нет, верно, у старого клена давно
Стоит в тени, дожидается.
(Афанасий Фет)
И кажется, вот он – век настоящих свечей. Он наступил. Но свеча трещит и мечется, она уже знает своей простой стеариновой душой, что век ее измерен. Скоро ей придет на смену электричество.
Но у нее еще есть немного времени.
Ты гори, моя свеча,
Вся сгорай ты без остатка, –
Я тебя гасить не стану.
Ты гори, моя свеча, –
Свет твои мил мне или нет,
Пусть кому-нибудь он светит.
Догорай, моя свеча,
Вся сгорай ты без остатка.
(Федор Сологуб)
И кажется, да, скоро уже догорит. Причем навсегда. В 1879 году происходит эпохальное событие: Томас Эдисон изобретает лампу накаливания.
Но красоту свечи, как выяснилось, не победить, не задуть.
В эти ночи слушаю голос ветра.
Под морозной луной
Сколько их лежит, неотпетых,
На всех пустырях земли родной?
Вот сейчас ветер взвизгнет,
И не станет
Того, что было мной, вами,
Жизнью.
Но помню над Флоренцией чужой
Розовую колокольню… Боже,
Кто ее затеплил пред Тобой
За меня, за всех нас, в жизни прохожих?
Пусть люди разрушат эти камни теплые,
Пусть забудется даже имя «Флоренция» –
Будет жить во мне радость легкая,
Зажженная когда-то в вечер весенний.
Пусть убьют меня,— ветер смертный,
Слышу, ты бродишь, ищешь.
Умру я, но в сердце младенца,
Знаю, тот же пламень вспыхнет.
Смерть развеет, как горсточку пепла,
Мою плоть и думы мои,
Но никогда никакому ветру
Не задуть тебя, свеча Любви!
Это точно: не задуть.
(Илья Эренбург)
В девяностые годы прошлого столетия грянул бум всевозможных свечей. Ароматических, простых, фигурных, скромных.
Свечи зажигаются на свиданиях, ставятся в ресторанах, их закупают в невероятных количествах на Новый год.
Это праздник, это декор, это любовь, это уют.
И даже Сумароков из тьмы прошедших веков хоть и ругается, но пишет и пишет про свечу, через ять, через ер, сложным, теперь немного диким языком.
Въ великомъ польза, польза въ маломъ,
И все потребно что ни есть;
Но разна польза, разна честь:
Солдатъ не можешъ ты равнятьея съ генераломъ.
Свѣча имѣла разговоръ,
Иль паче споръ:
Съ кѣмъ? съ солнцемъ: что она толикожъ бѣлокура,
И столько жъ горяча.
О дерзская свѣча!
Великая то дура,
И солнцу говоритъ: свѣтло ты въ день,
А я свѣтла въ ночную тѣнь.
Гораздо меняе въ тебѣ безумна жиру,
И меняе въ тебѣ гораздо красоты;
Избушкѣ свѣтишъ ты,
А солнце свѣтитъ миру.
И кажется, что хотя солнце непобедимо, но свеча где-то в душе Сумарокову ближе. Солнце ему неподвластно, а зажечь или потушить свою свечу он в силах.