Современная литература
Современная литература
Поэзия

«Лицей»-2021 в номинации «Поэзия»: Сказка о янтаре и опале

Лев Колбачев

20 июня 2021 г. в Москве на Красной площади прошло подведение итогов пятого премиального сезона Литературной премии «Лицей» имени Александра Пушкина для молодых российских писателей и поэтов. Дата неурочная: в предыдущие годы премия вручалась 6 июня – в день рождения А.С. Пушкина, но третья волна ковидной пандемии беспощадно разрушила планы и перекроила сроки. Медицинские маски на лицах, полупустой зрительный сектор, шортлистеры и члены жюри, участвующие в действе по видеосвязи: внешне церемония этого года заметно отличалась от предыдущих. А как обстоит дело с отличиями по существу премиального процесса? Цели и задачи премии всё те же: отделить от «пустой породы» любительской и профессиональной поэзии молодых авторов драгоценные камни лучших текстов, которые своим сиянием украсят литературный процесс в русскоязычном пространстве. Возможно, звучит избыточно цветисто – но не будем забывать, что блеску бриллианта предшествуют часы и дни грязной работы с лопатой и киркой. Эту работу проделали эксперты и члены жюри премии. Как и всякий труд, этот – благороден, и, как и всякого труда, его результаты оценили не все. Попробуем разобраться, как такое могло произойти.

Немного истории

Историки и философы любят поспорить о том, развивается человечество поступательно, или всё повторяется вновь и вновь, а некие базовые принципы, на которых стоят общество и культура, остаются неизменными с древнейших времен. Возможно, в чём-то правы и те, и другие, но трудно не согласиться с утверждением, что одна из самых неизменных вещей – это изменчивость моды. В равной степени эта изменчивость касалась и драгоценных камней, и литературных практик. Камни, которые сейчас украшают продукцию лучших ювелирных домов, ещё пару веков назад могли выбрасывать в отвал карьера: ведь их нужно было не только найти – нужно было ещё понять, с чем имеешь дело, и (самая сложная задача) – рассмотреть красоту в предмете, в котором её до того было видеть не принято. То же из раза в раз происходило и со стихами – признание приносили не только (а часто и не столько) качество текста и мастерство автора, но и обстоятельства времени и события, сопутствующие появлению того или иного стихотворения. К тому, что каждому стихотворению свой черёд, нас отсылают и затверженные из опостылевшей (и отвратившей многих от поэзии вообще) школьной программы строки Цветаевой. Правда, поэтесса сравнивает стихи не с камнями, а с винами – но драгоценными!

Вопрос «своевременности» премированных текстов – именно то, что будоражило околопремиальную общественность все предыдущие сезоны. Не секрет, что главная «линия фронта» в современном литпроцессе по сути дела воспроизводит линию раздела в конфликте поколений, где на одной стороне «традиция», а на другой «современность». Политические, эстетические и другие групповые интересы обычно реализуются уже внутри одного из этих больших лагерей. Премия «Лицей» де-юре была вне этого конфликта: с одной стороны, здесь премируют молодых авторов, тексты которых должны определять будущее литературы и языка, с другой – постоянно ведутся разговоры о наследовании классике вплоть до пушкинских времен. Де-факто же такая позиция расценивалась сообществом как попытка усидеть на двух стульях: присвоение премии как «традиционалисту» так и «авангардисту» вызывало равное число нареканий.

Раскол стал особенно заметен в третьем премиальном сезоне, когда премию получила Оксана Васякина – ярчайшая представительница «современного» направления литпроцесса: и формально, и содержательно, и политически. У премии немедленно усмотрели «левый крен» и вменили ей «разрыв с пушкинскими традициями». Усугубило ситуацию то, что в следующем сезоне в шорт-лист попала Галина Рымбу – не менее знаковая фигура этого же направления и признанная мастерица поэтического слова. Объективно говоря (несмотря на возраст), Г. Рымбу – неподходящая кандидатура для «молодёжной» премии в принципе (по совокупности заслуг её место давно во «взрослой» лиге). Но все формальности были соблюдены, а размытость понятия «молодой литератор» сыграла с жюри премии злую шутку. Фактически, это был цугцванг: присвоить премию второй сезон подряд «авангардистке» означало (в глазах аудитории) предать принцип «равенства стилей и школ», любое же место кроме первого в таком случае отдавало бы крайней несправедливостью в оценке чисто литературного мастерства и заслуг. Поэтому было предсказуемо решено рубить Гордиев узел сплеча, и вместо того, чтобы давать Г. Рымбу второе или третье место – ей не дали никакого.

Благо, на первое место в четвертом сезоне нашелся «компромиссный» кандидат в лице Александры Шалашовой: в её подборке есть и очень традиционная рифмованная лирика, которая подойдёт для консервативной школьной хрестоматии, и верлибры, обращённые к острым темам телесности, травмы и места молодой женщины в современном мире. Собственно, литературные качества текстов при таком удачном сочетании факторов в какой-то степени отошли на второй план. Такой лауреат, по идее, должен был понравиться всем – но как часто бывает при выборе «компромисса», особенно когда дело касается искусства, по-настоящему не понравился никому. С другой стороны, обвинений в ангажированности действительно удалось избежать, а урок четвертого сезона (как мы увидим дальше) был в полной мере усвоен.

Землекопы и ювелиры

После опубликования короткого списка пятого сезона «Лицея» я писал о том, что, по моему мнению, эксперты премии (отбиравшие в шорт-лист подборки поэтов – прозы я в этой статье не касаюсь) сделали свою работу настолько хорошо, насколько это было возможно в имеющихся условиях. В шорт вошли представители очень разных направлений, при этом каждый и каждая из них – своего направления ярчайший представитель. Равноценны и плодотворны ли эти практики – вопрос отдельный, и дать на него объективный ответ «здесь и сейчас» не вполне возможно. Оставим его литературоведам и историкам литературы будущего, свободным от предубеждений и фракционной борьбы сегодняшнего дня (у них будут свои, неведомые нам).

Так или иначе, землекопы отделили от груд пустой породы самые разные драгоценные камни, отобрали десять самых крупных и ярких – а дальше дело было за ювелирами (членами жюри) – какой камень достоин золотой оправы, какой серебряной, а какой объявить безделушкой? В какую сторону дуют ветры моды в этом сезоне?

Понятно, что одной из главных задач жюри было не повторить ошибки сезонов прошлых: большинство критиков предсказывало, что тройка победителей будет включать представителей принципиально разных литературных направлений и практик. Поэтому особое внимание уделялось «крайностям» (в лице Константина Комарова, Дениса Безносова, Ростислава Русакова, Михаила Бордуновского), а первое место пророчили автору самой «разноплановой» подборки (здесь, по мнению многих, фавориткой была Оля Скорлупкина). Относительно общей тенденции «пусть цветут все цветы» они оказались правы: литературные практики конкурсантов принципиальной роли для жюри не сыграли. На принятие решений повлияли совсем другие факторы – и при всей своей для многих неожиданности итоговое решение видится взвешенным, «системным» и логичным (соглашаться ли с такой логикой – другой вопрос, и каждый может ответить на него сам).

Жизнь бывшая и не-бывшая

Самоцветы, которые прилежные старатели добывают на радость нам, зарождаются в толще грунта самыми разными путями. В одних случаях они – результат геологических процессов, с жизнью на земле никак не связанных. Эта геология – часть «вселенских процессов», дитя физики и химии, явлений сверхбольших и сверхмалых. Они всегда завораживали человека именно своей «неотмирностью», нерукотворностью, несвойственностью миру, окружающему нас повседневно. Пример – рубины, изумруды, сапфиры, и, конечно, алмазы. С такими камнями можно сравнить довольно редкие в наше время практики поэзии, построенные на работе с «чистым» языком, его сложностью и богатством возможностей. Их результаты по-своему интересны для умудренных ценителей, и ценность таких опытов несомненна – но для рядового читателя, не обладающего специальными знаниями, они неинтересны. Ребёнок, да и просто обыватель не увидит разницы между таким камнем и стекляшкой (чем вовсю пользуются мошенники), а увлечёт она его только блеском, да и то ненадолго.

Прямая противоположность им в мире минералов – янтарь. Этот камень – сама застывшая жизнь, а ценят янтари не за прозрачность, а, напротив, за включения: застывшего муравья или комара, цветок или травинку. Само явление такого приобщения «обычной» жизни к вечности, неизменности на сотни тысяч и миллионы лет просто не может не отсылать к метафизике. Да и разглядывать древнего и в то же время «вечного» комара, так похожего на того, который надоедливо зудит над ухом прямо сейчас, но иного, куда интересней для многих, чем любоваться безжизненной игрой граней. «Янтарное письмо», построенное на уникальном опыте автора, его способности превратить в искусство настоящее и даже обыденное, овеществить в вечности без потери остроты и самой жизни – очень распространённая сейчас практика. Её принято обвинять в излишней «документальности», но на самом деле это скорее не летопись, а алхимия в её изначальном понимании. Запечатление существенного в стремительно меняющемся мире, да ещё и отобранного пристальным взглядом художника, в итоге помещает в янтарь не просто правду, но правду поэта, о которой говорил Ф.М. Достоевский.

Но взаимодействие жизни и не-жизни не ограничивается солнечными янтарями. Есть ещё опалы. Любимые многими переливчатые камешки, нередко зарождающиеся в результате фоссилизации – процесса не сохранения живого, но его замещения. В опал может превратиться ветка дерева или кость древнего зверя. Но она не сохранится в нём – она станет им. Да, то, что превратилось в опал, безусловно, повлияет на структуру камня, определит в чём-то его достоинства – но утратит свою сущность. Камень впитает только то, что нужно камню, чтобы быть камнем, – остальное смоется, исчезнет, истечёт. И казалось бы, вот она – «золотая середина», вот она – метафора настоящего искусства, искусство «опаловое»? Забрать из живого мира не существенное, но подходящее, быть мембраной, допускающей в ячейки матрицы произведения искусства вещное, но достойное – долг настоящего поэта. В каком-то смысле, такой подход отсылает нас к акмеистам (и как тут не вспомнить «Камень» О.Э. Мандельштама, который первоначально должен был быть «Раковиной» – но фоссилизировался в полной мере).

Собирать или разбрасывать?

Тройка победителей «Лицея» в этом сезоне показалась нам во всём блеске «опаловой поэзии», а «янтарь» остался лежать заброшенным на береговой полосе. Здесь можно порадоваться за жюри и премию: концептуальная цельность и единство в выборе жюри некоей оптики – само по себе всегда хорошо, а преодоление таким способом «разброда и шатания», свойственного для предыдущих сезонов, – тот самый несимметричный ответ на критику из разных лагерей. «Мы летим выше ваших границ» – как бы говорит нам жюри своим решением. И это правда. Но вот куда летим?

Акмеисты противопоставляли свою «опаловую» поэзию прежде всего символистской, избыточно надмирной, не-живой в природном смысле. Она могла воспевать «шестое чувство», но не рождала, как природа и искусство вместе у акмеиста Н.С. Гумилева, органа для него. И те из акмеистов (прежде всего А. Ахматова), которые дожили до торжества соцреализма, отказывающегося от настоящего в пользу подходящего уже на системной и идеологической основе, становились из поэтов «опаловых» – «янтарными». Достаточно сравнить вещи из ранних сборников Ахматовой и «Реквием» или проследить, как менялась и дополнялась на протяжении всего многолетия её создания «Поэма без героя». Вопрос выбора между опалом и янтарем – это вопрос времени (а времена, как сказал ещё один замечательный поэт, не выбирают). Но можно выбрать своё отношение к временам. Быть в них, с ними и со своим народом (да, опять Ахматова), или спрятаться в уютной башне из отлично фоссилизированной слоновой уже-не-кости.

И довольно странно, на мой взгляд, в эпоху неостановимых (и часто страшных) перемен выбирать эстетический эскапизм и предпочитать «сохранение поэта в себе» бытию поэта в миру и поэта мира (причём с любой стороны баррикад – тем ценнее свидетельства, чем с большего количества сторон они поступают). А в мире постмодерна, всеобщей ненастоящести, подлинность видится ценнее эстетизации уместного. Да, небожительство – это прекрасно, но с неба (какой бы красивый вид ни открывался) всё живое видится кишащими букашками, и пренебречь чьей-то судьбой, жизнью и историей во имя общей красоты становится особенно соблазнительно. Именно через такое пренебрежение пламенная комсомолка Зоя Космодемьянская становится чем-то средним между беспринципной мещанкой и евангельским персонажем, чудовищная жизнь и личная трагедия всё чаще покидающих наш мир молодыми современных поэтов – романтичной историей, а писатели-фантасты – теми, кто знает о вселенной и космосе гораздо больше учёных (последнее – цитата из речи ведущего на церемонии вручения «Лицея»).

«Жить тебе в эпоху перемен» считается плохим пожеланием. Многие путают эту эпоху с апокалипсисом – когда почётной задачей кажется «спасти что-то вневременное и вечное». Но время перемен – это время не собирать камни, а их разбрасывать. Спасать поэзией всё, до чего она может дотянуться, настоящая и живая. И тогда эти камни, упав на землю, превратятся в семена. И дадут всходы.

Безусловно, моё несогласие (эстетическое или политическое, впрочем, грань тонка) с позицией жюри «Лицея» в этом сезоне совершенно не означает, что я не ценю заслуг организаторов и жюри или произведений финалистов и победителей. Последних хочется поздравить от всей души, и отдельно отметить решение победителя Ивана Купреянова пожертвовать часть премии в благотворительный фонд, оказывающий помощь детям с врожденными заболеваниями: это могло бы быть неплохим примером для последующих лауреатов этой и других литературных премий. Наоборот, появление у премии зрелой и цельной позиции – это огромный плюс. Определённость всегда прекрасна, а особенно в эпоху всеобщего разброда и шатания. Пожалуй, такой осознанно-определённой «опаловой» премии действительно не хватало русскоязычному литературному пространству. Фокус на «поэзии и поэтичном» как самоценности не менее важен для искусства, чем поэзия как часть жизни, её хранительница и созидательница.

Интересно только, как бы отнёсся к такой позиции великий созидатель и великий протей, живой как жизнь и бывший всегда со своим народом, несмотря на близость к престолам, Александр Сергеевич Пушкин?