Мария Ватутина
Об этом поэте известно многое, о нем написаны статьи, сняты фильмы, он награжден самыми крупными наградами в области литературного творчества. Еще бóльшими наградами, наверное, были для него самого высокие оценки, данные его стихам Иосифом Бродским, Александром Солженицыным. Он – один из немногих современных классиков, проживающих именно биографию поэта. Поэтому я хочу о нем рассказать.
Мы познакомились в 1999 году, когда мои стихи передала в редакцию «Нового мира» Татьяна Александровна Бек. Она, прочитав мои дипломные вирши, сама позвонила Юрию Кублановскому, работавшему там заведующим отделом поэзии.
Я видела Юрия Михайловича и немногим раньше на литературных мероприятиях.
Первое, что приходит в голову при виде этого статного гордого человека с белой тургеневской шевелюрой: помещик, барин, порода. Но в роду у Кублановского были священнослужители, а не дворяне, родители – строгая коммунистка, учительница русского и литературы – мама; вольнолюбивый, известный в Рыбинске актер, ушедший из семьи – папа.
Юрий Михайлович относительно незадолго до нашего знакомства возвратился из вынужденной длинной эмиграции. Нужно сказать, что еще до эмиграции, в СССР, он стал духовным сыном отца Александра Меня, и позже во Франции отец Александр сказал ему о необходимости возвращаться на родину. Кублановский и вернулся, первым из немногих вернувшихся.
К моменту нашего знакомства он долгое время жил неприкаянной необустроенной жизнью, поскольку не имел жилья в Москве, да и был уже какое-то время одинок. Обитал он на даче в Переделкино, которая стояла тогда между дачей моего мастера в Литинституте Игоря Волгина, дачей литературоведа Юрия Карякина, с одной стороны, а с другой стороны - дачей главреда «Знамени» Сергея Ивановича Чупринина пополам с поэтом Олесей Николаевой и ее супругом отцом Владимиром Вигилянским, руководившим пресс-службой патриарха Алексия. Компания очень солидная. Но и Кублановский уже был легендой.
В его пользовании была большая половина дома, жилье располагалось на трех уровнях: внизу кухня, ванна с газовой колонкой и холодная веранда, выше по лестнице холл со стеллажами, он же спальня, чуть выше – или мне казалось, что выше? – кабинет. Кабинет поэта был чудесен и напоминал уже кабинет в доме-музее. А по стенам здесь и там висели фотографии и картины. Некоторые писал он сам. С одной его фотографии я позже нарисовала его портрет. Ему там лет тридцать, он в ромашковом венке и даже, кажется, с ромашкой во рту.
Надо сказать, что дачи в Переделкино обустроены так, что соседи, занимающие части дома, не встречаются и не мешают друг другу. Два отдельных крыльца с разных сторон дачи, никаких общих помещений. Но добираться после долгого присутствия в редакции каждый вечер на электричке, а потом пешком или на автобусе – достаточно проблематично. Впрочем, Кублановский в те годы был любителем пеших рассудительных прогулок. Его медленный плавный ход со сцепленными на пояснице руками узнается издалека. Я имела возможность наблюдать, как важно он шествовал по Михайловскому с Тригорским, по Святогорскому монастырю, по Изборску и Пскову, по Ярославлю и Карабихе, по Москве.
Однажды, когда наша делегация под эгидой тогдашней «Литературной газеты» была в Пушкиногорье под Псковом, и оказалась в Тригорском, где его все экскурсоводы знали, причем знали лично, а не по стихам, мы всей группой решили после обзора усадьбы посетить родовое маленькое кладбище на горе Воронич. На самом деле это древнее городище, и Пушкин указывал это место – как место написания «Бориса Годунова».
Так вот литераторам приспичило в ночь идти на кладбище и искать могилу закадычного друга Пушкина Алексея Вульфа. Долго ли коротко, могилу нашли. А потом было совсем странное для меня, убежденной горожанки, действо. Оно походило на какой-то языческий обряд. Когда все чудесным образом перемахнули через кирпичную ограду кладбища, оказались наверху довольно большого склона, внизу которого росла высокая трава, камыши и блестели какие-то отголоски реки Сороть. Все это волшебство было покрыто легким туманом, а вдали чернели леса и блестели извивы то ли реки, то ли освещенного Луной неба. Кублановский – сын Волги – недолго думая, скинул с себя одежду где-то в зарослях и ухнул в молочную реку. За ним последовали другие литераторы.
На самом деле, несмотря на весь свой барский облик, он неприхотлив, прост и смешлив. Свои тяжеловесные знания русской философии и мировой литературы выдает только среди носителей таких же знаний. А то было бы совсем невмоготу рядом с этой глыбой. Второй его фирменной особенностью является непрестанная добрая насмешливость, если можно так назвать привычку человека говорить серьезно, но давать понять, что в речи скрытый сарказм, добродушное подначивание и учиненная тебе проверка: примешь ли похвалу за чистую монету?
Он воцерковленный человек. Кстати, и сын его Илья долгое время служил в церкви при Патриархе Алексии. Поскольку вырос Юрий Михайлович при советской власти, но все-таки в старорусском древнем городе Рыбинске, где, кстати, Кублановского знают все и гордятся своим земляком, где он теперь почетный гражданин города, воцерковленным он стал как-то, думается, через литературу.
Родился он в 1947 году, 30 апреля. Поскольку отца не было рядом, а мама была очень советским человеком, в нем с детства жил дух сопротивления. Он даже что-то сотворил с пионерским галстуком, и его не приняли в комсомол.
В 14 лет он уже писал стихи, почувствовав эту магию сотворения из ничего – целого поэтического мира. А в 15 лет скопил денег и поехал к Вознесенскому, который был старше на 14 лет, но успел не только прославиться, но и попасть в опалу. Юный Кублановский ехал в Москву поддержать старшего собрата.
А потом он пошел к Илье Эренбургу, которому тоже досталось от Хрущева, пошел домой и поразил того глубоким знанием не только его работ, но и литературы в целом. Илью Эренбурга тогда клеймили за его мемуары, в которых он реанимировал Цветаеву, Мандельштама, многих других великих людей эпохи.
Потом, в 1964-м, было отделение искусствоведения Исторического факультета МГУ – Кублановский с детства увлечен живописью. В эти годы рождается организованная несколькими молодыми поэтами неофициальная поэтическая группа СМОГ, уже давно вошедшая в литературные справочники и энциклопедии. В нее вошли Юрий Кублановский, Владимир Алейников, Леонид Губанов, Аркадий Пахомов. Группа преследовалась. Но, если почитать стихи участников, мы удивимся: за что органы госбезопасности так придирчиво относились к этим романтикам, пишущим о любви и молодости?
Они – с высоты своих лет – теперь отвечают: за то, что мы не были разрешены, не были встроены в систему, а значит, не поддавались контролю, не служили коммунистической идеологии. Боюсь, что скоро таких вещей юные люди и вовсе не смогут понять. Но так было.
В самом начале 70-х, по окончании МГУ уезжает работать экскурсоводом в музей на Соловках. Соловки навсегда стали болью и откровением: именно там он узнавал историю России ХХ века. Работал экскурсоводом в музее Тютчева – усадьбе Баратынского – Мураново, в Кирилло-Белозерском и Ферапонтовском музеях.
В декабре 1974 года он написал письмо «Ко всем нам». Письмо было приурочено к двухлетию высылки Александра Солженицына. Это был демарш. Мне Юрий Михайлович рассказывал, что он эти письма лично разнес и бросил в почтовые ящики литераторам, но по другой информации оно было опубликовано в самиздате. Конечно, власть реагировала на подобные вещи, но – можно сказать – еще терпела. Просто не смог больше дипломированный и талантливый человек работать по любимой специальности. Работал теперь, как и многие из поколения семидесятников, истопником, дворником, сторожем в храмах. Это не значило, что поэт лишился интеллектуального общения с единомышленниками.
К тем годам относится и вскользь упомянутый им роман с актрисой Еленой Кореневой. Там же и тогда же участие в группе «Московское время», публикация стихов в подпольном самиздате, а в 1978 году - в знаменитом «Метрополе». Среди авторов Василий Аксенов, Белла Ахмадулина, Владимир Высоцкий, Андрей Вознесенский, Юз Алешковский, Евгений Рейн. В СССР сборник был напечатан под копирку, получилась дюжина экземпляров. Я держала один из них, хранящийся у Юрия Михайловича, в руках. Потом сборник напечатал Карл Проффер в «Ардисе».
Иосиф Бродский, которому Юрий Михайлович передал свои стихи за границу, опубликовал их там же – в «Ардисе», в издательстве, печатавшем русскую литературу, в том числе современную, которая в СССР была под запретом. Сам факт публикации мог отразиться на судьбе автора просто катастрофическим образом. В каком-то смысле катастрофа последовала.
Юрий Кублановский к тому времени уже был женат, родились дочь и сын Илья. Мы знаем, что делали с людьми, посмевшими перешагнуть границы железного занавеса. Поэтому, естественно, пришли с многочасовым обыском и арестом. Перевернули весь дом. Был 1982 год, зима, Крещенье.
На Лубянской площади Кублановскому предложили выбор: или лагерь, или немедленная высылка из страны. Бродский предвидел такой ход событий и ждал Кублановского в Вене. Он говорил, что всё просчитал, когда опубликовал стихи Кублановского, и собирался организовать переезд товарища в Америку, но Кублановский отказался, то ли не смог так отдаляться от родины, то ли Соединенные штаты – не его вариант.
С 1982 по 1986 год Юрий Михайлович жил в Париже, работал в газете «Русская мысль» и вёл авторскую программу «Вера и Слово» на Радио Свобода, а потом в Мюнхене. В 1986 году ездил с выступлениями в США, гостил у Солженицына в Вермонте. Обходил пешком весь Афон, поднимался на канате к монахам-отшельникам. Дружил с эмигрантами второй волны, с Никитой Струве. В СССР изменилась политическая ситуация, режим, и даже стали публиковать его стихи. В 1992 году Кублановский вернулся в Россию окончательно. Это предсказывал ему и Александр Исаевич Солженицын в своем письме к нему десятилетием ранее. Потребовалось полтора десятка лет, чтобы его жизнь стала налаживаться в России. В последнее десятилетие он надолго вновь уезжал работать в Париж по контракту.
У него огромное количество внуков – (восемь!) и замечательная энергичная жена. Сейчас Юрий Кублановский живет в кругу семьи, но по отношению к литературному миру – отшельником, поскольку он забрался еще дальше от Москвы, в Поленово. Дело в том, что его супруга – внучка Василия Поленова – Наталья возглавляет музей-заповедник Поленова на Оке. Образ русского помещика слился с образом жизни русского помещика.
В 2002 году я позвонила ему из Андроникова монастыря перед крещением моего сына и спросила, можно ли записать его крестным. Он согласился. Иногда мы перезваниваемся, он присылает ссылки на свои интервью, дарит свои свежие книги. На общие литературные мероприятия почти никогда не приезжает. Впрочем, иногда Юрий Михайлович появляется на горизонте: то в Патриархии, то на вручении ему очередной премии, то на презентациях своих новых книг. В 2003 году Юрию Кублановскому была вручена премия Александра Солженицына, в 2006 году «Новая пушкинская премия», в 2012 году он удостоен премии Правительства РФ, а в 2015 – премии Патриархии – Кирилла и Мефодия.
Недавно он и сам награждал вместе с другими членами жюри литературной премии «Парабола» кинематографистов и литераторов, в числе которых была я. Зная его доброту и сарказм, я не сомневаюсь, что это его дар нашей давнишней дружбе.
Юрий Кублановский – современный русский поэт, фундаментальный, заражающий своей поэтической интонацией, глубоко понимающий нашу страну, ее историю и ее народ. Но он молод душой, открыт новому, недавно включился в проект МХАТ им. Горького «Третья сцена. Сезон стихов», где выступил с мощным поэтическим спектаклем, читал стихи и магнетизировал зал.
Иосиф Бродский:
«...Его техническая оснащённость изумительна, даже избыточна. Кублановский обладает, пожалуй, самым насыщенным словарём после Пастернака. Одним из его наиболее излюбленных средств является разностопный стих, который под его пером обретает характер эха, доносящего до нашего слуха через полтора столетия самую высокую, самую чистую ноту, когда бы то ни было взятую в русской поэзии...»
Александр Солженицын:«...Поэзия Юрия Кублановского — отличается верностью традициям русского стихосложения, ненавязчиво, с большим чувством меры обновлённой метафоричностью — никогда не эксцентричной, всегда оправданной по сущности; и естественной упругости стиха, часто просящегося к перечитыванию и запоминанию».
Солженицын также отмечает, что ценность поэзии Кублановского в том, что она сохраняет живую полноту русского языка в то время когда русская литература «понесла потери в русскости языка». Неотъемлемыми качествами лирики Юрия Кублановского названы «глубинная сроднённость с историей и религиозная насыщенность чувства».