Современная литература
Современная литература
Проза

«Трансгуманизм Inc.»: очередной гениальный роман – да сколько можно?

Олег Демидов

Осень начинается с нового романа Виктора Пелевина. Это хорошая традиция: какая-то ощутимая часть читателей покупает как минимум одну стоящую книгу. А то, что писатель поставил свой творческий дар на конвейер, – это не беда, а духовная практика. И заключается она в том, чтобы каждый раз, разрабатывая новый увлекательный и замысловатый сюжет, успеть постебаться над актуальной повесточкой (в 2021 году уже не получается без уменьшительно-ласкательных суффиксов: вот и у Пелевина один из рассказов в этой книге называется «Кошечка»), заглянуть за горизонт событий и вложить между строк (хотя с каждой новой книгой получается откровенно русским по белому писать) единственный важный месседж.

А месседж сводится к тому, что каждый – иллюзорная игрушка в руках Бога, который через нас раз за разом, не уставая, познаёт (не)бытие. И в этом нет ничего страшного, ибо мы после смерти растворяемся в божественном. И – возрождаемся снова. В этом плане характерно, что тот, кто прочитал хотя бы одну книгу Пелевина, может считать, что прочитал и все остальные.

Помня внимание писателя к книге «Illuminations» Эдуарда Лимонова (второй части романа «Любовь к трём цукерберинам» предшествует эпиграф: «Цель человечества – найти Создателя, победить его, выпытать у него страшную тайну тайн нашего предназначения и затем, может быть, убить его»), можно предположить, что он, подобно своему старшему коллеге, стремится выйти на прямой контакт со Всемогущим. И если старый ересиарх предлагал найти Бога и съесть его, то Пелевиным, как мне представляется, движет в первую очередь любопытство. Одержать верх – это условность. Это нужно было воину и революционеру Лимонову, а олдовый московский эзотерик всё-таки устроен принципиально иначе.

Новый роман «Трансгуманизм Inc.» строится по такому же сценарию. В нём семь текстов (какие-то можно расценить как повести, какие-то – как рассказы), но я подробно пропишу первый, чтобы не портить ваше удовольствие от чтения.

Далёкое будущее. Главная героиня – девочка-подросток Маня, которая приезжает из сибирской глуши в большой город, чтобы учиться. Окружающий мир делится на модифицированных людей с имплантами в голове, позволяющими перманентно пребывать в виртуальной реальности, и на холопов (хелперов) – специально выведенных человекоподобных существ, которые имеют свой срок годности (десять лет) и предназначены в первую очередь для тяжёлой физической работы (но скучающие помещики могут их использовать, как в старые добрые времена). Маня регистрируется в социальной сети «Вконтактон» и выставляет свою голограмму. На неё клюёт Атон Гольденштерн – в этом художественном пространстве воплощающий Бога. Рукотворного (ибо это гениальный программист, который и сотворил тот мир, каким его знает Маня), но Бога.

Загробная жизнь известна: если человек накопит денег, его мозг положат в специальный раствор, подключат к проводам, и человек продолжит своё существование в виртуальной реальности. Естественно, всё устроено не так просто: есть десять таеров (уровни виртуального бытия от простого до сверхбогатого), есть один персональный гольденштерновский таер (хотя от текста к тексту Пелевин усложняет эту художественную Вселенную), и банкиры (и денежные мешки, и те мозги, что обитают в банках) ежедневно стремятся продлить своё (не)бытие, ведь если закончатся деньги или время аренды банки, их сольют (во всех смыслах).

Маня получает неожиданное предложение – спасти Атона Гольденштерна и получить за это жизнь сразу в третьем таере. Её долго готовят к этой миссии: отец-баночки, личный виртуальный психолог Офа (Офелия), сам Гольденштерн. Но это оказывается разводкой Всемогущего: он хочет острых ощущений, и он их получает. Всё заканчивается смертью Мани и непомыслимым счастьем Гольденштерна, который через девочку познал своё (не)бытие. Но – это только первая часть романа. Первая повесть.

Дальше будет ещё шесть текстов, связанных с этим ГШ-словом (привет, Запад!) и усложняющих художественное пространство. Под конец Пелевин свяжет «Трансгуманизм» с парой-тройкой своих предыдущих книг (об этом – позже).

Прежде, чем пойти дальше, скажу ещё вот о чём. Увлекательный сюжет напичкан стёбом уже над нашей реальностью. Находятся, например, критики и коллеги-писатели, которые заявляют, мол, Пелевин исписался, и такие книги, как у него, можно печатать с закрытыми глазами. В ответ в «Трансгуманизме Inc.» появляется писатель Г.А. Шарабан-Мухлюев (говорящая фамилия, да?) – своеобразный аватар самого Пелевина и одновременно пародия на многих русских борзописцев (здесь подходит именно это слово) от Солженицына до Сорокина. Шарабан-Мухлюев, не стесняясь в выражениях, отвечает критикам: «Слушай, кисо, если ты так хорошо понимаешь рецепт, по которому сделаны мои книги, попробуй напиши такую же. Лет на десять член изо рта сможешь вынуть».

Но и это ещё не всё. Появляются ироничные подмигивания своему постоянному читателю – в частности, мелькает i-Phuck из одноимённого романа и воскрешается Иштар Борисовна из «Empire V». И мы понимаем, что это одна художественная Вселенная. Не удивлюсь, если в следующей книге действие будет происходить в радужном потоке, где теперь обитает лисица-оборотень по имени А Хули.

Как обычно достаётся феминисткам, либералам, патриотам, подвижникам западной повестки в целом (#сосатьзумер), пародируются «1984» Джорджа Оруэлла и «Дни Савелия» Григория Служителя, прилетает Гузели Яхиной с её романом «Зулейха открывает глаза». Писатель передаёт привет своему младшему однофамильцу Александру Пелевину, любящему в Твиттере собирать по буквам слово «Г и т л е р».

Ганна Шевченко – отличный поэт и прозаик заметила, что «Гольденштерн – все» (про девочку Маню; не стоит ставить в названии чёткую “е” или чёткую “ё” – здесь всё условно) перекликается с её повестью «Шахтёрская Глубокая». Герман Садулаев недавно рассказывал, как Пелевин в своих текстах подмигивал и ему. Из чего можно сделать вывод, что Виктор Олегович – не только первоклассный писатель, но и читатель с изысканным вкусом.

Отдельно надо сказать о сердоболах, которые контролируют всё живое и виртуальное в Добром Государстве, то есть на территории русского мира, – это, видимо, последователи Эдуарда Лимонова. На них намекает следующий эпизод на демонстрации: «Над толпой взлетел сердобольский штандарт: красное полотнище, на нём белый круг с ушастым чёрным кроликом в галстуке-бабочке. Древнее партийное знамя, введенное сердобол-большевиками, когда Михалковы-Ашкеназы запретили всю незарегистрированную символику. Когда-то это казалось недолговечной шуткой – но флаг с тех пор так и не изменился. Правильно говорят, что нет ничего постояннее временных решений».

И Михалковы-Ашкеназы в этом контексте не случайны. Виктор Пелевин прописывает, что новые русские цари имели врождённую привычку бить с ноги холопов по лицу. Это жирный намёк на 1999 год. Тогда во время мастер-класса Никиты Михалкова в Доме кино молодые парни из окружения Лимонова бросили в кинорежиссёра по одному куриному яйцу. Охранники схватили обидчиков, и тогда одному из них прилетело от нашего оскароносца. Был большой скандал, об этом писали все СМИ. Молодым же людям пришлось несладко: было заведено первое уголовное дело против сторонников Лимонова.

Подобных аллюзий и реминисценций хватает, но не они составляют суть книги. Это всего лишь развешанные повсюду китайские фонарики, подсвечивающие важные смыслы.

А принципиально важный смысл вот в чём… Начну издалека. Иосиф Бродский в предисловии к «Котловану» Андрея Платонова писал: «Идея Рая есть логический конец человеческой мысли в том отношении, что дальше она, мысль, не идёт; ибо за Раем больше ничего нет, ничего не происходит. И поэтому можно сказать, что Рай – тупик; это последнее видение пространства, конец вещи, вершина горы, пик, с которого шагнуть некуда, только в Хронос – в связи с чем и вводится понятие вечной жизни. То же относится и к Аду».

Пелевин встаёт на верхнюю ступеньку (на верхний таер?) и оттуда показывает нам следующее: рай (по крайней мере, его виртуальная модель) возможен, однако, что там будет происходить, ясно, как Божий день, – будет всё то же, что и при жизни. А именно: выживание и жизнь в кайф, работа и думы о судьбах Отечества, любовь и удовлетворение примитивных животных инстинктов, всемогущество и расхристанность. И опять-таки: Бог познаёт все эти радости (в кавычках и без) через каждого из нас.

Финал «Трансгуманизма inc.» трагичен: все герои, которые пытались познать истину, её познали – и остались в том же колесе Сансары. А любопытствующий читатель получил письмо от создателей: не стоит, мол, трепыхаться. Гольденштерн, он же Гильденстерн, попытался стать Розенкранцем (привет Уильяму Шекспиру и Тому Стоппарду) и прервать своё (не)бытие, но попытка не увенчалась успехом. Гольденштерн опять вместил в себя ещё одну душу.

Сергей Калугин, гениальный музыкант и фронтмен группы «Оргия праведников», по прочтении пелевинской книги у себя в фейсбуке написал небольшой пост. Тот содержит некоторые спойлеры, но я его всё равно приведу, ибо он как раз-таки затрагивает духовную практику писателя: «В общем, один раз, когда я был ребёнком, я поймал мышонка. Мышонок был торжественно посажен на вату в трехлитровую банку, обеспечен едой и питьем, банку закрыли пластмассовой крышкой с дырками для дыхания. Мышонок поел, и немедленно стал делать вот что. Разбегаться, и подпрыгнув, как Брюс Ли, и перевернувшись в воздухе, бить лапами изнутри по крышке. Это занятие он прерывал только для того, чтобы попить, поесть и поспать. Серое колесо крутилось в банке часами, как проклятое. Я посмеялся, ибо сам мог открыть банку с большим трудом, чего стоило на этом фоне ничтожное усилие мышонка. Безнадёжно. Прошло три дня, и утром выйдя на кухню я увидел открытую банку, валявшуюся крышку... сбежал. Невероятная сила духа была у этого мышонка. Так вот, ПВО, как этот мышонок, столько лет бьёт и бьёт в крышку банки, куда нас всех посадили. Прыгает и бьёт, прыгает и бьёт. Он хочет сбежать. Мы бы тоже хотели, но у нас нет той силы духа. Пожелаем ему удачи в победе над временем, пространством, всеми мыслимыми измерениями, богами, чертями, рептилоидами и вампирами. Он уже почти выбил крышку. И явно не намерен останавливаться».

Единственное, о чём не пишет Пелевин, – это ад. Видимо, человечеству достаточно «Божественной комедии» Данте? Или же – рай и ад не так уж принципиально отличаются друг от друга? Или же ад – это просто пус-то-та?

Всё это любопытно и даже отчасти ново. «Трансгуманизм Inc.» читается влёт и оседает в памяти: столь много в нём крутых образов и речевых кунштюков! Более того – наверное, это одна из лучших книг Пелевина! Это очередной его гениальный роман. Для меня – в списке любимых пелевинских книг – он стоит на третьем месте сразу после «Священной книги оборотня» и «i-Phuck-10». Но…

Но всё-таки постоянный читатель – сквозь смех и слёзы – легко считывает художественную конструкцию пелевинских текстов. Сергей Князев пишет, что «[Пелевинские] истории, несмотря на некоторую вторичность, почти всегда увлекательны или как минимум занятны, а узнаваемый авторский стиль, в котором сплелись цинизм и ирония, по-прежнему выгодно отличает его от современников, пишущих словно под диктовку одного и того же автора». Галина Юзефович подходит к этому иначе – для неё всё так и должно быть: «…читатель адаптировался к определённому набору образов и приёмов и всегда жаждет знать наперед, что из классического набора базовых элементов будет ему предложено на этот раз».

Мне же хочется чего-то другого. Не нового (понимаю, насколько важна для Пелевина его духовная практика), а именно другого: нелинейного повествования, потока сознания (как показал недавно Герман Садулаев с книгой «Земля-воздух-небо» – это вполне реально!), обращения к non-fiction и т.д. и т.п. Чтобы главный герой доходил до Создателя и пытался его побороть, но уже не в романной форме. Этот старый и почтенный жанр изжил себя и сегодня органично смотрится в массовой культуре. А в элитарной серьёзной литературе – он претерпевает существенные изменения.

Так и хочется по окончании подписаться: «Кисо», но вместо меня это уже сделал Александр Кузьменков в своей статье для «Альтерлита». В Шрёдингеры не мечу, ибо мне комфортно и на нулевом таере, а смерти легко сказать – да. Поэтому подпишусь, как обычно.