Был в моей жизни период, когда я старалась не говорить чужим людям, что пишу стихи. Вообще-то этот период был не только в моей жизни, но и в жизни страны. И если сослуживцы, другие мамочки во дворе, дальние нагрянувшие родственники или попутчики в купе поезда вдруг узнавали, что перед ними человек, глубоко сочинительствующий, в них что-то схлопывалось, словно они начинали опасаться приступа безумия с моей стороны.
И это вполне понятно, ведь сочиняющих безумцев у нас очень много. Как там у них происходит уход в другую реальность – это отдельная тема. То ли они начинают писать стихи, и это само по себе их потрясает до степени психологического расстройства, а там и до психиатрии недалеко. То ли психически больные люди начинают писать стихи, и вследствие мании величия считать себя избранными и разносить свой талант по свету? Так или иначе, болезнь проявляется в неадекватной оценке своих стихов и навязывании их окружающим. Поскольку именно такие люди выделяются в толпе своим поведением, общество предпочитает обходить человека, заявляющего о себе, как о поэте, стороной. Так, на всякий случай.
Второй сорт «отторжения поэтов обществом» – это «презумпция тунеядца». Какая мать не хваталась за голову, когда ребенок всерьез уходил в творчество? А ведь человек должен иметь профессию! И – ты сначала встань на ноги, потом уже изголяйся как угодно. Общество не готово воспринимать творческого работника как человека, способного заработать себе на хлеб, обладающего постоянным навыком и стабильным доходом. Творческая (вообще – любая творческая) профессия – она как бы ни о чем. И теперь, когда нам говорят, что в скором будущем, когда все будет роботизировано и автоматизировано, человек будет сидеть в уютном коворкинге, творить милые проекты для досуга, увлекаться хендмеем, обустраивать лофты, выставки, то есть заниматься прикладным или художественным творчеством, отношение, в том числе, к пишущим, конечно, поменялось.
Правда, искусство все более приобретает черты чего-то прикладного к досугу, утилитарного, бесцельного. И то только там, где есть эти самые коворкинги, лофты, выставки, литературные площадки с постоянной движухой, то есть в крупных культурных мегаполисах.
Мне часто доводится бывать в очень маленьких городках, выступать и общаться с читателями. Там существуют литобъединения, или есть активисты при библиотеках, пишущие стихи. Может быть, они и проводят свои вечера, то есть предлагаю землякам провести досуг за слушанием стихов, устраивая печальные чтения, на которые приходят десять подруг и соседей. Но еще я вижу, что такие люди изувечены отношением к ним, как к изгоям, со стороны общества, они как бы всегда стоят в обороне.
Отчего-то у нас в России творческий человек скорее вызовет недовольство окружающих на бытовом уровне, чем похвалу и одобрение. Отчего-то впереди общества скорее идет отрицание достоинств одаренного человека, чем желание присмотреться и прислушаться?
Ответ прост: слишком много примеров именно таких нереализованных судеб.
Воссоздаётся и сжигается Душа и вновь воссоздаётся... А в результате получается, Что ничего не остаётся.
(А. Тимофеевский)
И в результате, поэта из человека не вышло, славы стихописание не принесло, денег и подавно, а жизнь потрачена на метания и поиски. Близкие, жены, дети – жертвы такой стези. И вот задним числом спросим такого человека: а что полезное он делал для мира? Мог бы ведь столярничать, (смайл). Ведь увлеченность одним, не дает нам быть увлеченным в другой области, достичь успехов в обычной гражданской профессии. И лишь единицы смогли стать блестящими поэтами и высочайшими специалистами в обычных человеческих профессиях.
Таким универсалом, например, является поэт, автор слов великих песен, один из основоположников жанра авторской песни в России Александр Городницкий, он же – выдающийся учёный-геофизик, заслуженный деятель науки Российской Федерации доктор геолого-минералогических наук, профессор, академик РАЕН, главный научный сотрудник Института океанологии имени П. П. Ширшова Российской академии наук (с 1985 по 2005 годы). Еще один пример, замечательный поэт Дмитрий Сухарев, он же Дмитрий Антонович Сахаров – российский учёный-биолог, доктор биологических наук, действительный член РАЕН. Однако даже на примере этих больших поэтов видно, что именно в части литературной (не по линии авторской песни) они были не очень активны.
Зарабатывать поэты могут, лишь отвлекаясь на другие профессии, если они их имеют. А это, в свою очередь, уводит их от литературной среды и формы жизни. Вся эта жертвенность и самоотречение от мещанского благополучия вызывает непонимание простого обывателя.
Есть и третья причина отторжения «пророков в своем отечестве». Это простое человеческое честолюбие: никто не хочет терпеть рядом другую особь, обладающую приоритетом в чем-то, наделенную наибольшими талантами. Намек на избранность – повод для зависти. Начинает ведь сосать под ложечкой, когда кто-то осмелился на покорение вершины, и у него получилось, а ты плывешь по течению или вообще не заточен выделяться из толпы.
Мы не любим пассионариев, людей с зашкаливающей энергией, ярких и неординарных. Не только потому, что они вырываются за рамки собственной грудной клетки. Но мы видим угрозу для своего спокойствия в их поведении. Мы видим в них угрозу для своего уклада жизни, потому что они влияют, показывают пример и заражают. Они способны сдвинуть наш образ жизни с мертвой точки, а это не всем надо. Косность еще никуда не делать из человеческого общества. Именно поэтому поэты всегда мешают. «Лучше как-то, чтобы их не было, и жизнь текла спокойно, мало ли чего», – думают обыватели.
Именно поэтому поэты и представители других творческих цехов более других склонны сбиваться в стаи, тут я не соглашусь с Оденом (которому, конечно, все равно). У. Х. Оден считал, что «у писателей нет общецеховых проблем», «безличных «профессиональных интересов»». Я-то думаю, что в нашем обществе и, особенно, в наше время такие общие интересы есть, это – собственно, выжить как представителям исчезающего вида, а в канве заявленной темы – дать чувство локтя таким же «особенным» носителям поэтического дарования.
И эти содружества напоминают порою большие семьи или кланы, в которых все может быть: и раздоры, и сплетни, и общие праздники, и общее горе, но это именно семьи, готовые встать на защиту любого, входящего в этот круг. Эти сообщества обеспечивают нам социум. Представьте, чтобы пекари всей страны общались в одном секторе соцсети, знали почти всех поименно и предметно, то есть знали достижения и произведения друг друга, а если речь идет о сообществах внутри городов – разве ведут постоянное цеховое общение таксисты или водители автобусов, операторы в банках или помощники министров? У поэтов наибольший запрос на поддержку внутри цеха, на выживание в условиях независящей от них собственной обособленности от другой части общества, потому что все остальные не принимают их всерьез.
Об авторитете ли литературного занятия идет речь? То есть, почему общество загоняет поэтов в отдельный загон и даже не приходит посмотреть, что с ними стало? Думаю, дело в том, что современные писатели, а особенно поэты 80-90 годов, часто представляли публике сырые, непонятные, не востребованные народом опусы, искали себя, вместо того чтобы помогать обществу осмыслить происходящее, не только показывать правду, но и создавать идеалы. И поэты не виноваты, поскольку это было время всего нового вне условий цензуры. Литературный люд искал и определял новые формы, пробовал на вкус свободу выражения, впервые говорил так, как хотел, отказываясь от лозунга «культуру в массы», делая поэзию элитарным искусством.
С широким читателем это все не прошло. Эксперимент не удался, а поэты ушли в норки, в каморки, в кафе и залы при библиотеках. Много можно говорить об ошибках самого творческого цеха. Но главное, понимать, что общество – это одно большое ухо, это ухо нельзя обмануть, оно слышит фальшь и разбирается в искусстве на животном, природном уровне. И обманутое многажды общество предпочитает скорее сторониться поэзии и поэтов, чем выискивать настоящее в море бездарного или внутрилабораторного. Под последним я имею в виду любое новаторство, поиски формы, нового языка, все, что имеет право и должно быть, но чуждо неподготовленному читателю. Мы же, вместо того, чтобы понимать, где «prêt-à-porter», где «haute couture», а где НИИ моды – только в поэзии – предлагаем к чтению все сразу, и надменно говорим, что народ темен и не может понять, а поэтому поэзия должна быть элитарна.
Нужно понимать, когда и что предлагать публике. Развитие и просвещение читателя не может оказаться ушатом холодной воды на голову, не может быть трясиной, в которой читатель утонет, не поняв, зачем он потратил время на узкопрофессиональные, внутри научные зауми.
Большая аудитория, те читатели, кто еще любит поэзию, но любит ее такой, какая ему импонировала в 60-80 годы, а лучше вовсе классику 19-ого и первой половины 20 века, никем не предупреждены о развитии поэтических приемов, лексики, ритмики, тематик современной поэзии. Знакомить их нужно с современной поэзией осторожно. Хотя и поэзии на все времена сейчас создается достаточно, и тот же Чухонцев, Кублановский, Волгин или Кушнер будут понятны и поняты теми самыми «массами» всегда.
Почему мне так хочется «масс», я могу объяснить в другой раз. Если вкратце, потому что речь о культуре народа, о его составной части – литературе, которая – достояние народа, а не тридцати чудесных верлибристов… и т.д.
Еще один стереотип, о котором стоит сказать – это образ поэта-неудачника. Сейчас ведь не только к поэтам, но и к поэзии такое отношение. СМИ, телевидение, книжники мало говорят о достижениях современной поэзии во всеуслышание. Страна не знает своих героев. В масштабах страны не представлен ни один поэт, как достояние народа, как замечательное явление культуры. У нас во всех областях культуры отмечаются победы и аккумулируются ценности, только не в современной поэзии. И пока такое состояние дел будет продолжаться, те несчастные мученики, кто посвящает свою жизнь поэзии, будут вызывать у прохожего жалость и сочувствие. И ведь здесь тоже проявляется мудрость народная. А как же не жалеть человека, который даже после вручения государственной награды в области литературы остается неизвестным своему народу? Система культурного просвещения такова, что популярность поэта объявлена проблемой самого поэта, он сам должен предлагать себя публике так, чтобы пожать славу или хотя бы известность. Здесь ведь речь еще и о том, что труды всей жизни поэта при таком бесславии остаются достоянием семьи поэта и только. Разве это не трагедия?
Нужно упомянуть о совсем уж паталогических факторах, влияющих на общий уровень отношения к поэтам в обществе. Но на эти факторы работает добрая часть поэтов, и я давно хотела об этом сказать. Я видела много людей – от сослуживцев до родственников – которые уверены в том, что большинство поэтов пропойцы, гуляки, драчуны. Стереотип этот живет в сознании общества, и все с этим мирятся. Многие пишущие люди даже старательно поддерживают такой имидж, считая неотъемлемой частью литературных мероприятий попойку, а лекарством от творческого кризиса – алкоголь. Вместо того чтобы поэту как представителю культуры стараться вести себя прилично, интеллигентно, порядочно в отношении своих семей, часто творческие люди делают своим кредо блуд и пьянство. Остается надеяться, что молодое поколение не воспримет эти примеры, и мы увидим поэтов, ведущих образ жизни здоровый в физическом и духовном смысле.
Системно негативное отношение к поэзии и к поэтам сформировано в обществе из-за того, что много частных мнений слились в одно большое. Общественное сознание так устроено, что приходится говорить о «стадном чувстве». Существует некий порог общественного внимания, перешагнув который ньюсмейкер может добиться того, чтобы к событию было приковано действительно широкое внимание. Поставив такую цель, следует стремиться охватить как можно большую часть общества, информация – как вода – она занимает все свободное пространство, если ее достаточно много. Именно поэтому я считаю, что поэтические фестивали, концерты, литературные премии должны, во-первых, носить характер национального события, во-вторых, освещаться на центральных каналах, продвигаться, в том числе, с помощью государственной информационной поддержки.
А пока ответ на вопрос, поставленный в заглавие, неутешителен. Мы-то себя считаем пророками, непризнанными гениями, претендуем на лавровые венки и вечное почитание, а общество предпочитает Настю Волочкову и Лободу. Может быть, дело в нас?
Мне иногда кажется, что полбеды основано на ленности и нерадении поэтов за свое дело. То есть мы сами не претендуем ни на что, не знаем, почему наше занятие – сакрально, и наше слово достойно быть услышанным в своем отечестве. А ведь для того, чтобы страна оставалась родиной Пушкина, знала имена своих поэтов, нам сейчас надо пахать и пахать, и объединяться. И говорить правду друг другу.