Спорный герой спорного времени

Иван Родионов

Третий сезон премии «Большая книга» (2007–2008) – чего греха таить – вышел несколько менее богатым на яркие произведения и имена, чем два предыдущих. А победителем стал роман «Асан» Владимира Маканина – книга о неприглядных сторонах и неоднозначных героях (и в кавычках, и без – причём одновременно) чеченской войны, книга, вызвавшая много ожесточённых дискуссий.

Всего на соискание премии в этот раз было выдвинуто 371 произведение, а в Длинный список прошло 45. Среди полуфиналистов оказались Захар Прилепин («Грех»), Дмитрий Быков (“Списанные»), Владимир Войнович (третья часть трилогии про солдата Чонкина). Встречались и неожиданные имена – например, рок-исполнительницы Ольги Арефьевой ( «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной»), и фамилии молодых тогда авторов – Дмитрия Глуховского («Сумерки») и Евгения Гришковца («Асфальт»).

В Короткий список экспертами было отобрано десять книг. Самые яркие из них – «Танкист, или “Белый тигр”» Ильи Бояшова (тема войны была одной из ключевых тем этого сезона), синтетический метароман Павла Басинского «Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина» (интересно: у Ольги Арефьевой – смерть и приключения, здесь – жизнь и приключения), и, конечно, книга Владимира Шарова «Будьте как дети» – манифест, который, по словам Виктора Топорова, посвящён «опасностям упрощения» – сложная и многоголосая история о личных крестовых походах различных детей изрядного возраста.

Ещё одним, если так можно выразиться, «трендом сезона», стало посмертное чествование Александра Солженицына – писатель умер в 2008-м. Именно ему дали специальный приз «За честь и достоинство», а второе место в голосовании жюри заняла солженицынская биография, написанная Людмилой Сараскиной и вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей». Третье же место, как и приз зрительских симпатий, достались сборнику эссе Рустама Рахматуллина «Две Москвы, или Метафизика столицы».

А победил «Асан» Владимира Маканина. С одной стороны, в пользу подобного решения говорит многое, с другой – критики тоже было предостаточно.

Почему «Асан» победил заслуженно? Во-первых, причиной тому стало уже упомянутое некоторое безрыбье третьего премиального сезона «Большой книги». Во-вторых, Маканин – признанный классик, выдавший в том году одну из своих лучших книг, и не отметить это было бы несколько странно. Наконец, тема: о чеченской войне у нас написано не так много, а уж чтобы подобные книги были отмечены премиями – вообще редкость. Маканину много доставалось за «дегероизацию» подвига наших солдат, но, справедливости ради, нет в романе и пиетета перед боевиками, нет попытки оправдать тот ад – а ведь и такие книги тогда выходили, чего уж тут.

Мужество осознанно подставиться, когда ты знаешь, что нападать на тебя будут со всех сторон сразу – вот в чём сила маканинской книги.

Помните Жилина из «Кавказского пленника» Льва Николаевича Толстого? Сама эта повесть кажется жизнеутвержающей, хотя ничего хорошего с героем, если вдуматься, там не происходит. Его предаёт боевой товарищ (Костылин), он познаёт все «прелести» плена у горцев. Да, вроде как случается хэппи-энд – но как герою после всего случившегося не разочароваться в людях?

Так и происходит. Теперь Жилин (а это уже «Асан») становится богом не войны (в героико-эпическом смысле), но богом тех, кому она – мать родна. Зовут его Александром – и отсылки на Александра Македонского в книге будут – к тому же, хм, Сергеевичем. Это грань спорной особенности романа Маканина: создаётся ощущение, будто автор решил до предела насытить книгу историческими и смысловыми параллелями и реминисценциями, что порой перегружает сюжет и работает против динамичности текста.

Как ни старались отдельные писатели (по порыву души ли, или по иным причинам), в литературе девяностых-нулевых почти не было положительного или хотя бы масштабного-живого образа героя того нелегкого времени – ловкого и всемогущего бизнесмена «с человеческим лицом» (исключение, пожалуй, составляла «Большая пайка» Юлия Дубова). И вот, с определёнными оговорками, он всё-таки появляется. Жилин – «король солярки и бензина»: во время войны он поставляет жизненно необходимое топливо и федералам, и чеченцам, становясь, натурально, тем самым богом войны (или Асаном, согласно чеченским преданиям):

«В дряхлых «жигулёнках» уже пооткрывались скрипучие окна… Женщины смотрели оттуда. Горянки! В пол-лица натянув по-восточному косынку на лоб, однако же смотрели… Почти закрыв глаза… Но с любопытством. Женщины… Старики… Да и дети тоже… Нет-нет и стреляя в сторону майора глазами. То там, то здесь меж собой шушукались, сообщая интересную новость. Негромким шепотом: “Асан…” – “Асан…” – “Это Асан…”.
Был здесь и майором, и просто Александр Сергеичем, и Сашиком был, а вот уже Асан. На вершине, можно сказать, кавказской славы, а?.. – подумалось майору. Пустячок, разумеется, однако о пустячке майору Жилину думалось приятно».

С одной стороны, герой часто использует своё могущество – а его действительно не стоит недооценивать – во благо. Например, спасает наших необстрелянных солдатиков. С другой (и Маканин всячески это подчёркивает), главное для него – его бизнес и личные интересы, ради которых он с лёгкостью переступает как через закон, так и через мораль. При этом он будто бы вынужден быть таким – иначе нельзя, не поймут, а то и убьют. Вроде бы делец – и при этом вроде бы и обаятельный циник. В общем, Жилин – очередная, хотя и неожиданная реинкарнация той самой силы, что вечно хочет зла, но совершает благо. Хотя его возможности, в отличие от духа зла, всё-таки далеко не безграничны. Да и человечен он, слишком человечен (вероятно, именно это и предопределило его финал): «Я сел на землю и сидел. Я хотел воды… Больше я ничего не хотел. Я хотел сидеть и ждать, пока кончится бойня».

Книге, как мы уже упоминали, досталось изрядно. От патриотов: неужели может подобный человек быть героем? От фронтовиков: разве так всё было на самом деле? От чеченских писателей и некоторых высокопоставленных лиц. От критиков, наконец: за рефрены, избыточную мифопоэтику и одновременно – за риторику, некоторую холодность и ходульность. Но всё вышеперечисленное лишь подтверждает очевидное: если книга попала в нерв, в болевую точку, значит, она была необходима. И это не банальная художественная провокация или, говоря нынешним языком, попытка «хайпануть» – в те же девяностые и нулевые мы видели и читали и не такое. Это в первую очередь – большая проза. И своя логика в том, что именно «Асан» взял «Большую книгу», разумеется, есть.